Главная мечта

Саша промолчала, но эта была правда. Эти слова можно было поставить эпиграфом к ее жизни в Лондоне, она действительно впервые чувствовала себя свободной. Она вырвалась из привычного круга рутины и стандартных обязательств, из мира, где все как надои главное – не хуже, чем у других. Она жила жизнью, о которой даже не мечтала. Саша чувствовала себя моложе, активней, в ней просыпался какой‑то юношеский кураж, хотелось знакомиться, встречаться, ходить на свидания, носить короткие юбки и яркие колготки, изменить прическу, в конце концов.

– Эмигрантская жизнь – особенная, – продолжал разглагольствовать болгарин. – Те, кто приезжают и сразу устраиваются на правильную работу в офис или контору, упускают этот волшебный период, когда ты как бы теряешь себя, теряешь все свои правила и программы, которые в тебя вдолбили с детства. В этот период происходит перезагрузка твоей персональной матрицы, переустановка всех программ, иногда чтобы найти себя настоящего, надо сначала себя потерять.

Саша слушала невнимательно. Она больше прислушивалась к своему внутреннему бурлению, ей как никогда хотелось жить, и она с трепетом поняла, что ей впервые хочется жить по‑настоящему, не так как учили в школе, хочется узнать свои настоящие желания. Пробовать, ошибаться, начинать сначала, жить и радоваться тому, что есть. Саша приняла эту игру и как будто мешок упал с плеч и с глаз сняли повязку, мир заискрился вокруг нее.

Теперь Саше больше не надо думать, как заплатить за жилье, у нее есть работа и есть квартира. Можно перевести дух и наконец‑то нырнуть с головой в эту удивительную лондонскую жизнь.

– «Если ты скучаешь в Лондоне, ты скучаешь по жизни» – я готов под этим подписаться, Оскар Уайльд знал, что говорил, – продолжал свои трели Сашин кавалер.

 

А бутылка вина между тем плавно закончилась, на столе незаметно появилась другая. Саша горячо спорила, зачем люди едут в Лондон, почему все хотят здесь остаться, заплетающимся языком приводила аргументы, строила теории одна нереальнее другой.

Молодой человек не сильно отставал от Саши по стадии опьянения, после второй бутылки вина они пошли гулять.

– Я знаю Лондон как себя, я покажу такие места, никто о них больше не знает.

Они шли вдоль темного парка, Саша не очень понимала куда, зашли еще в один паб, что‑то выпили, Сашу тошнило.

– Мне надо домой, где здесь метро.

– Метро давно закрыто, крошка, подожди здесь, я договорюсь с соседом и спущусь за тобой.

Саша не стала ждать, ей вдруг стало тоскливо, как обычно бывает после невероятно радостного подъема. Она пошла куда‑то в боковую улицу, долго бродила между спящими домами и черными решетками парков, пытаясь вспомнить дорогу, потом споткнулась о стоящий мотоцикл, уронила сумку, долго искала в темноте ключи и телефон.

 

Когда Саша открыла глаза, она сидела на земле, скорее всего на мосту. Внизу просвистел поезд, рядом стояли чьи‑то ноги в черных форменных брюках, черных ботинках, рация… Полицейский!!! Саша мгновенно протрезвела. «Господи, что же теперь будет, полиция, протокол, вытрезвитель. Меня вышлют, прощай Лондон, прощай все, какой позор. Бежать! Надо бежать!», – билась в Сашином мозгу отчаянная мысль.

Она начала отползать в сторону.

– Ты куда? Сейчас скорая приедет. Вот твоя сумка, – полицейский стоял рядом с Сашиной сумкой, без которой она не могла убежать, там были документы и ключи от ее нового дома.

Саша как будто умерла в этот момент. Пугающая безысходность и отчаяние, это было хуже, чем конец света, – «Вот и все», – очень медленно проплыло в голове.

Саша по‑прежнему сидела на земле, в своем обожаемом Лондоне, куда так рвалась, так мечтала попасть и у нее даже получилось, а мир медленно проплывал мимо, как в какой‑то размытой галлюцинации.

Теперь у нее есть, вернее, у нее была работа и средства, чтобы остаться, продлить визу, осуществить мечту, но она так бездарно и глупо разрушила все, что ей удалось создать за пару невероятно, отчаянно трудных месяцев.

Мимо шли редкие прохожие, останавливаясь напротив сидящей на тротуаре девушки, интересовались у полицейского, что произошло, не нужна ли помощь. Полицейский вежливо улыбался, объяснял суть проблемы, пожимал плечами, – пятница, мол, обычное дело.

«И слово‑то какое нежное, – подумала Саша, – интоксикейшн», – так полицейский характеризовал ее состояние прохожим.

Она смотрела на проходящих людей с нарастающей злостью, – вот они останавливаются, глазеют, интересуются, что да как, а потом идут в свои дома, к своим семьям, будут пить чай и есть пудинги. Через пять минут ни один и не вспомнит, что там, на земле сидит человек, которого скоро всего этого лишат, за то, что он на несколько часов позволил себе расслабиться, не думать, что будет. Его вырвут из этого волшебного мира и вернут в реальность, навсегда лишив и мечты, и надежды.

Саша накручивала себя все сильнее. Почему так происходит, ее не хватает на последний шаг, уже на финишной прямой она позволяет себе расслабиться на миг раньше, чем следует, позволяет оглянуться назад. В институте, она была среди лучших, участвовала в общественной жизни, ходила на конференции, училась отлично, а в итоге даже диплом не получила. Так же было и сейчас – она сделала все, прошла через унижение, а теперь из‑за глупой оплошности сидит на земле и ждет, когда у нее снова все отнимут.

– Неудачница, – она сказала это вслух.

 

Саша не сопротивлялась, когда два черных санитара из приехавшей скорой, помогли ей подняться и залезть в машину. Там ее завернули в плед, измерили давление, сделали какой‑то укол.

– Куда тебя отвезти? Помнишь адрес?

Саша сначала не поняла – как это куда, они ее спрашивают?

– Адрес, где ты живешь. Помнишь?

Они везут ее домой!? А как же каталажка?

Саша неуверенно промямлила адрес.

– Только не подвозите меня к дому, остановитесь за углом.

– Тебя как зовут?

– Саша.

– Откуда?

– Из России.

– Рашн, – сказал один санитар водителю и оба понимающе кивнули.

– Мы теперь за тебя отвечаем, Саша, высадить тебя где попало мы не можем, мы должны отвезти тебя домой, – внятно, как маленькой объяснил санитар.

– Но только не к подъезду, – упрямо твердила Саша. Убедившись, что вытрезвителя и протокола не будет, теперь больше всего она боялась, что о случившемся узнает Дженнифер.