Имитатор. Книга вторая. Дважды два выстрела

– А это, душа моя, пусть тебе баллистики скажут. Хотя я предполагаю, что именно так, раз выходного отверстия не наблюдается. Но вот залезем к нему в голову, отыщем пульку, – добродушно бормотал медик, – ты к ней гильзочку, что Зверев нашел, добавишь, и вместе с пистолетиком к баллистикам отнесешь, они тебе все в лучшем виде подтвердят.

– Что вы со мной, как с маленькой? – буркнула Арина почти обиженно, хотя Плюшкин так разговаривал со всеми. – В двух словах, что мы тут имеем? Точно самоубийство?

– Да откуда ж мне знать, лапушка? – медик развел обтянутые резиновыми перчатками ладони, даже пальцами пошевелил для убедительности. – Мое дело маленькое, состояние тела описать, а уж выводы делать – твоя работа.

– Ну Семен Семеныч, – протянула Арина жалобно, действительно, как выпрашивающий конфетку ребенок. – Мой опыт – и ваш, никакого ж сравнения. Вы, говорят, даже без аутопсии все насквозь видите. Вот просто на ваш взгляд, навскидку, что тут?

– Ну если только на взгляд… – Плюшкин повел круглым плечом, явно довольный комплиментом; как многие профессионалы, он был неравнодушен к похвалам. – Ну что не несчастный случай, это девяносто девять процентов. И убийство, душа моя, я, пожалуй, тоже исключил бы. Суицид, вот тебе мое «навскидку». Вся обстановка более чем типичная. Загрустил наш бывший коллега и стрельнул в себя. Сам то есть. Без никого. В том смысле, что драться он ни с кем не дрался, следов связывания нет, защитных ран тоже, следов борьбы или хотя бы чьего‑то присутствия вокруг не наблюдается. Вон Лерыч пусть подтвердит.

Артем Зверев – криминалист, которого за отчество Валерьевич все звали попросту Лерыч, – сосредоточенно опылявший дактилоскопическим порошком распахнутую настежь балконную дверь, подтверждающе угукнул:

– Чистенько. Пальчики, насколько могу судить, только его, обстановка не нарушена. Бедненько, но аккуратненько. Хотя он, говорят, и пил изрядно, а вот порядок не как у алкаша.

– А он точно пил? – вырвалось у Арины.

– А это я тебе, душенька, после вскрытия скажу, – проворковал Плюшкин. – Посмотрю на печень и прочие субпродукты, сразу ясно будет – злоупотреблял ли наш Егор Степанович или как.

– Вы его знали?

– Кто ж его не знал, – отозвался вместо Плюшкина Артем. – Хороший был опер. Пока не уволили.

– За что его?

– Ну, официально‑то сам рапорт подал, но по сути выдавили, конечно. А за что… во‑первых, возраст у него уже был вполне пенсионный, сама видишь. Во‑вторых, упрямый. Вот и… Хотя по официальной опять же версии – за злоупотребление горячительными напитками в рабочее время. Раз – выговор, два – выговор, и давай на выход, все как обычно. Ха! Прицепиться‑то к любому можно. Покажи мне опера, который не употребляет. Но чтоб чрезмерно… нет, это не про Степаныча. Раньше по крайней мере. Как там после увольнения было, кто ж его знает, – Лерыч пожал плечами, продолжая обрабатывать балконную дверь. – Но бутылок я под кухонной раковиной всего четыре штуки нашел. Одну водочную, старую, три из‑под пива, довольно свежие. Если и пил, то тару выносил регулярно. Я ж говорю, непохоже, чтоб опустился мужик. Жил явно один, а в доме порядок.

Ага, отметила про себя Арина, Молодцова о причинах шубинского увольнения можно не расспрашивать.

– Порядок‑то порядок, но как насчет вот этого? – так же, носком кроссовки, она показала на ту самую бежевую кучку, в которой, вглядевшись, опознала скомканные подтяжки, одна из которых и изображала «щупальце».

– Вершина, тебе чего, работы не хватает? Чего к подтяжкам прицепилась? Мало ли, – Зверев пожал плечами. – Лежали на краю, свешивались, пистолетом отброшенным их зацепило, вот они и свалились.

– На краю буфета лежали? Странное место для подтяжек. При общем‑то порядке. И пистолет не в руке, не рядом с телом, а в стороне валяется. Далековато для самоубийства, не находишь? Или предсмертные судороги?

– Вообще‑то при ранении в голову судороги не характерны, – хмыкнул из‑за Арининой спины Плюшкин. – Но не характерны – не значит, невозможны. Мозги – материя тонкая, непредсказуемая. Если пистолет отброшен, то лежит вполне на месте. Смывы с ладоней я, кстати, сделал. На предмет следов выстрела. Вот если там чисто будет, тогда можешь с такой же чистой совестью начинать задавать вопросы. А пока не вижу оснований сомневаться, самоубийство как оно есть.

– Гильза, кстати, поближе к нему лежала, – напомнил Лерыч. – Как раз там, куда она упала бы при собственноручном выстреле. Ну… если он стоял в это время.

– Но если судороги не характерны, как он его отбросил? – настаивала Арина.

Плюшкин пожал плечами:

– Не знаю, свет моих очей. Но если ты намекаешь на инсценировку, то… – он скептически сморщился. – Первое дело, отсутствие следов борьбы, это я тебе уже сказал.

– А ничего, что у него рукава рубашки расстегнуты?

– Зато пуговки на манжетах на месте, – парировал Плюшкин. – В драке, сама понимаешь, они бы просто оторвались, а тут аккуратненько расстегнуты. Правая манжетка, правда, помята, как будто его за руку кто‑то хватал, но следов хватания на запястье я не вижу, по крайней мере невооруженным глазом.

– Посмотришь на вскрытии? – Арина до сих пор еще путалась между «ты» и «вы», самому же медику было, кажется, все равно, как к нему обращаются.

– Куда ж я, душенька, денусь, посмотрю, конечно. Но, в общем и целом, следов борьбы пока не вижу. Потом, гляди, направление выстрела правильное. То есть, не направление раневого канала, конечно, его мы потом на снимочке посмотрим, а место входа пули и форма отверстия. Правда, следов на коже почти нет, в смысле, пистолетик он держал малость поодаль, к виску не прижимал, иначе ожог был бы, порошинки возле, штанцмарка дульная, ну сама знаешь, не маленькая.

– А если кто‑то другой держал пистолет на уровне его плеча, – перебила Арина, – тогда направление правильное было бы?

– Точно так, лапушка моя, – согласился медик. – Но гляди опять же сама. В момент выстрела он стоял вот тут, около балконной двери – видишь, брызги как легли, и как он упал? И никто тело, заметь, не двигал, видишь, как кровь из входного отверстия распределяется? И что это значит? Вот просто так стоял, пока кто‑то примеривался, как поточнее ему в висок стрельнуть? Все‑таки опер, хотя и бывший. И не связывали его. Не били… вроде бы… это тебе поточнее после вскрытия все досконально обрисую, но на беглый взгляд непохоже, чтоб били. Совсем не похоже.

– Может, опоили чем?

– Это пусть токсикологи скажут. Но запахов посторонних я не чую, цвет кожи, склеры и слизистых тоже нормальный. Алкоголь, конечно, может присутствовать, но не в критических дозах, иначе опять же запашок еще остался бы. Дверь входная не заперта – самоубийцы часто так делают.

– А если бы она захлопнулась? – предположила Арина.

– Там такой замок, Арина Марковна, – буркнул Молодцов, – что мама не горюй. Ни открыть просто так, ни закрыть.

– Ключи нашли?

– Найдем, куда они денутся, – хмыкнул опер.