Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески
Эмме Гарроуби не удалось обмануть Гранта. Он слишком часто встречал точно таких, как она, женщин, которые за безмятежным внешним спокойствием скрывали безжалостный материнский инстинкт. Перебежал ли Сирл дорогу планам, которые Эмма строила в отношении своей дочери?
Грант спросил миссис Гарроуби о Сирле, и, отвечая, она вовсе не осторожничала, не выбирала, куда ступить. Это был очаровательный молодой человек, сказала она. Совершенно необыкновенно очаровательный. Он им всем ужасно нравился, и они все потрясены случившейся трагедией.
Грант поймал себя на том, что в ответ на эту сентенцию мысленно выразительно хрюкнул.
Его стало слегка подташнивать от присутствия миссис Гарроуби, и он был рад, когда она ушла, пообещав ему прислать Элис. Она вечер в среду провела вне дома: ее пригласил помощник садовника, и вернулась она в четверть одиннадцатого. После чего миссис Бретт заперла за ней дверь, и они обе, выпив по чашке какао, поднялись к себе в комнаты, расположенные в заднем крыле. Элис действительно была потрясена судьбой, так неожиданно постигшей Лесли Сирла. Никогда, объявила она, ей не приходилось прислуживать такому милому молодому человеку. Она встречала дюжины молодых людей, джентльменов и прочих, но все они думали о лодыжках девушек, а мистер Сирл – единственный, кого она видела, кто думал об их ногах.
– Ногах?
Элис говорила об этом и миссис Бретт, и Эдит, горничной, прислуживающей за столом. Мистер Сирл мог сказать: «Вы можете сделать то‑то и так‑то, и тогда вам не придется снова подниматься сюда, не так ли?» Из этого Элис могла сделать только один вывод: такое поведение характерно для американцев, потому что всем англичанам, с которыми ей когда‑либо приходилось сталкиваться, было абсолютно наплевать, нужно вам будет опять подниматься наверх или нет.
Эдит, похоже, тоже горевала о Лесли Сирле. Не потому, что он заботился о ее ногах, а потому, что он был такой красивый. Эдит была о себе очень высокого мнения. Она считала себя девушкой утонченной, слишком утонченной, чтобы проводить вечера с помощником садовника. Эдит ушла к себе в комнату и слушала ту же передачу по радио, что и ее хозяйка. Эдит слышала, как поднимались миссис Бретт и Элис, однако комнаты, расположенные в заднем крыле, находятся так далеко, что не слышно, когда входят в парадную дверь, поэтому она не знает, когда пришла миссис Гарроуби.
И миссис Бретт не знала. После обеда, объяснила миссис Бретт, хозяева обычно больше не беспокоят слуг. Эдит ставила на стол питье на ночь, а потом, как правило, обитую сукном дверь из кухни в холл не открывали до следующего утра. Миссис Бретт служила у мисс Фитч уже девять лет, и мисс Фитч доверяла ей следить за домом и командовать слугами.
Когда Грант, выйдя, направлялся к своей машине, он увидел Уолтера Уитмора. Тот стоял, прислонившись к стене террасы. Уолтер пожелал Гранту доброго утра и выразил надежду, что алиби удовлетворили инспектора.
Гранту показалось, что настроение Уолтера Уитмора явно ухудшилось. Разница была заметна даже по сравнению с тем, каким оно было всего несколько часов назад, вчера поздним вечером. Интересно, подумал Грант, не результат ли это чтения утренних газет – то, что лицо Уолтера так вытянулось.
– Пресса уже набросилась на вас? – спросил Грант.
– Они были здесь сразу после завтрака.
– Вы поговорили с ними?
– Я видел их, если вы это имеете в виду. А сказать мне им нечего. Они гораздо больше услышат в «Лебеде».
– Ваш адвокат приехал?
– Да. Он спит.
– Спит?!
– Он выехал из Лондона в половине шестого и присутствовал при интервью. А накануне ему пришлось спешно заканчивать дела, и лег он только в два часа ночи. Вы понимаете, что я хочу сказать.
Грант распрощался с Уолтером, испытывая непонятное, нелогичное чувство облегчения, и поехал в «Лебедь». Он завел машину в вымощенный кирпичом задний двор, вышел из нее и постучал в боковую дверь.
С шумом была поднята щеколда, и в щель просунулась физиономия Рива.
– Без толку стучать, – проговорил он. – Придется подождать, время открытия еще не наступило.
– Как полисмен я оценил по достоинству и приветствую учиненный мне выговор, – отозвался Грант. – Но хотел бы войти и минутку поговорить с вами.
– Вы больше похожи на военного, чем на полицейского, – произнес, улыбаясь, бывший матрос, ведя Гранта в зал. – Ну прямо точная копия майора, который как‑то был с нами по другую сторону Пролива[1]. Вандалер была его фамилия. Никогда не встречались?
Грант не встречал майора Вандалера.
– Ладно, чем я могу быть вам полезен, сэр? Вы по поводу этого дела с Сирлом, я так понимаю.
– Вы можете сделать для меня две вещи. Я хотел бы, чтобы вы подумали, я подчеркиваю – подумали и высказали свое мнение о том, что произошло между Уитмором и Сирлом в среду вечером. И мне нужно бы иметь список тех, кто был тогда в среду в баре, и знать, когда они покинули его.
Рассказ Рива отражал объективную позицию военного человека. Он не собирался приукрашивать случившееся, и его отчет не носил отпечатка личного отношения, как это зачастую бывает у людей искусства. Грант почувствовал облегчение. Было похоже на то, как если бы он слушал доклад одного из своих людей. Явной неприязни между мужчинами не было, сказал Рив. Он вообще бы их не заметил, если бы не тот факт, что они оказались как бы в изоляции – никто не отошел от стойки и не подсел к ним. Обычно один‑другой посетитель подходит к столику, чтобы продолжить беседу, начатую у стойки. Однако в среду эти двое словно не замечали никого вокруг, и народ предпочел не вмешиваться в их разговор.
– Они были как два пса, которые ходят кругами один около другого, – пояснил Рив. – Ссоры не было, но очень напряженная атмосфера. Взрыв мог произойти в любую минуту, если вы понимаете, что я хочу сказать.
– Вы видели, как ушел Уитмор?
– Никто не видел. Ребята спорили, кто в каком году играл в крикет за Австралию. Они замолчали, когда хлопнула дверь, вот и все. Потом Билл Мэддокс, увидев, что Сирл остался один, подошел и поговорил с ним. Мэддокс держит гараж на краю деревни.
– Благодарю. А теперь еще назовите, кто был в баре.
Грант составил список: фамилии окрестных жителей, в большинстве своем неизменные с библейских времен. Выходя из паба и направляясь к машине, Грант спросил:
– У вас остановился кто‑нибудь из газетчиков?
– Трое, – ответил Рив. – Из «Клэрион», «Морнинг ньюс» и «Пост». Они все шныряют по деревне, выуживают новости.
– Добавьте еще Скотленд‑Ярд, – кривовато усмехнулся Грант и уехал искать Билла Мэддокса.
[1] Имеется в виду Ла‑Манш.
