Истории странного подростка

Снова переехал, но на этот раз в город побольше. Не скажу, что ждал отъезда с нетерпением, скорее вновь трусливо спасался бегством. Болезнь снова дала о себе знать. Все усугублялось состоянием глубокой апатии, смешанной с отвращением абсолютно ко всему. Мне не хотелось ходить куда‑то, встречаться с кем‑либо и заводить знакомства, вести никчемные беседы и делать вид, что это доставляет удовольствие и дарит радость. Нет, увы, нельзя стать счастливым, изображая улыбку в ожидании одинокой ночи. Что же со мной не так, черт возьми?!

Меня уже которую неделю мучает бессонница. Пропал аппетит. Все, что меня окружает – книги и пустота. Пустота квартиры, жизни или души? Пока сложно разобраться с данным вопросом.

Перебирая мысли после многодневной попойки, мне попадались весьма серьезные и интересные экземпляры или их маленькие отрывки. Это напоминало игру, где нужно создать шедевр из нелепости, приправив метафорами, аллегориями и прочими не каждому понятными вещами, чтобы в результате получить нечто уникальное и притягательное, восхваляемое толпой. Это, пожалуй, о литературе настоящего времени. Хотя если отнестись к вопросу философски, то так можно мыслить, расширяя круг интересующих вещей и неустанно копаться в собственных удушающих коридорах разума.

Помимо постоянных экспериментов с бумагой, я пытался использовать и холсты, пачкая их акварелью, гуашью, маслом или пастелью. Конечно, при отсутствии намека на талант или хотя бы небольшую предрасположенность к такому творчеству, выходило то, что оценить смогли только эстеты, которые не погнушались приютить оставленные на улице картины (а можно ли их так назвать?).

Утопая в бессмысленной творческой воронке, я выковыриваю из души многочисленные осколки прошлого, которые уже не болят, но по‑прежнему мешают двигаться.

Все эти навязчивые мысли и идеи исчезнут через пару дней, максимум недель. Я вновь стану довольным (ну, почти) своим существованием. И буду дальше прозябать на съемных квартирах в серых городах, похожих друг на друга угрюмыми лицами, бесполезностью окружающих витрин и постоянной давкой в общественном транспорте.

Буду и дальше писать строчки, ставшие уже дневником. Дневником еще одной бездарности, не знающей своего места в круговерти странного мира.

 

Приступы осеннего романтизма

 

Привет, холодная осень, сжимай меня крепче своей разноцветной лапой и поведай о том, чего я не знаю. Заставь поверить в волшебство и доброту мира, иначе это сделает неугомонная зима, которая всегда пытается донести до людей теплоту через заснеженные чувства. Это нелегко, впрочем, ведь люди постоянно требуют того, что получить не в силах, умоляют о том, от чего позднее отказываются с небывалой легкостью, заменяя одни причуды на другие.

Хотел бы я вернуть беззаботность, когда каждый день дарил шалости и теплый дружеский круг, время без спешки, искренний смех, детскую наивность, стойкость души, добрые шутки, безмолвную поддержку, краски жизни, в конце концов. Где не нужно думать, что будет завтра, через год или несколько лет. Казалось, тогда было счастье, но теперь думается, это лишь призрак.

Стоит только сравнить, сколько людей было вокруг тогда и сколько осталось сейчас, как счастлив ты был и каков в настоящем, что тебе нужно было тогда и что теперь… Ведь практически все из нас со временем становятся теми, кого интересуют только окружающие вещи, накопление богатств, карьерный рост, нездоровый эгоизм и полная или частичная утрата эмпатии. Никто не заглянет тебе в душу и не поверит, что счастье возможно даже в старенькой полупустой квартире, заваленной книгами и письмами (и прочими странными штуками), среди которых ты чувствуешь себя по‑настоящему живым. Ведь эта с первого взгляда убогая квартирка хранит в себе столько теплоты и воспоминании, сколько не может сохранить, возможно, самый шикарный коттедж. Она повидала сотни искренних улыбок и слез, сотни разных людей и судеб, выслушала тонну ночных размышлений и сдавленных или диких рыданий, собирала по частицам разбитые сердца и души, заставляла жить, находя новые предлоги и цели. Я ни за что на свете – я просто не готов! – променять ее на что‑либо другое!

 

Как же был прав Жан‑Поль со своей «тошнотой»

 

Дни становятся холоднее, вечера глупее, а ночи и вовсе невыносимые.

Небо хмурится и темнеет, глядя на приступы повсеместной меланхолии.

Что же мне делать теперь, когда я в одиночестве гляжу безучастно на стрелки, бегущие неизвестно куда, предвещающие смену дня и ночи, одного события на другое, настоящего времени года на следующее.

Я устал, я затерялся в затертых временем клочках бумаги. Я уже пережил все мечты, или же они изжили себя и выбросили меня за борт, словно тяжелый балласт. Я жил в ощущении свободного падения, в надежде, что скоро оно закончится и придет спокойствие.

Я смотрел на проплывающие в окне машины и бегущих туда‑сюда людей. Меня выворачивало наружу от бессмысленности жизни, беготни, суеты, бесцельности, бессилия, ничтожности человека, не знающего пути.

Если рассуждать об этом ежедневно, то можно найти что‑то забавное, но в основном от этого тошнит. Ведь высшая ступень эволюции пропадает наиглупейшим образом, незаметно тонет в благах цивилизации, где чувства как рудимент, которому не придают значения.

Мои ощущения довольно схожи с чувствами «Тошноты» Сартра. Это пугает.

 

И снова, и снова, и снова

 

И снова я переезжаю. Меняю серость лиц и бесконечное движение городов, не чувствуя удовлетворения от жизни и уже не нахожу даже маленьких искр желаний.

Вывод сделал лишь один: я не вижу ничего, кроме квартир и винных магазинов поблизости. Самое страшное, что я и не хочу ничего видеть. Я не хожу любоваться живописными местами или достопримечательностями, не очаровываюсь великолепием текущего времени года и местности, что там еще полагается делать на новом месте? Максимум, что я из себя выжимаю – найти книжный и алкоголь. Собственно, это теперь все, чем ограничиваются мои путешествия. Наверно виной этому вынужденность поездок. Если бы я действовал по собственному желанию, в порыве искренних чувств по велению сердца, вероятность радостных событий и продуктивность моих работ возымели бы больше шансов на успех, чем когда‑либо. Однако, все совсем наоборот, поэтому жизнь текла и продолжает течь уныло и размеренно, унося неспешно и безвозвратно лучшие дни.

И снова я пил и грустил, катаясь по перегруженным транспортом улицам, глядя в трамвайное окно и при этом не видя ничего вокруг.

 

Дождь, выстукивающий мелодии