Конструктор миров: Смысл творения. Том 5

– Если вы переживаете, это уже делает вас совершенно другим, мир не идеален, никто не идеален – заметил мальчик. – Но вы, среди серой толпы, нашли меня. Меня, которого не признавали, не признают, но будут признавать. Мне хочется верить, что среди «толпы», есть такие же люди.

Сколько теплоты в этих словах, сколько искренних чувств. Вадим Александрович снова подавился воздухом, кратко прохрипев что‑то невнятное.

– Как же мне приятно с вами общаться, я надеюсь, что мы ещё встретимся?

– Возможно…

– И обещаете не терять надежды?

– Обещаю.

Мальчик радостно улыбнулся, когда же профессор улыбнулся.

– Молодой человек, ваша вера в это хорошее во мне, меня поражает. Вообще вера в людей, я так давно одинок, но с вами хочется тянуться даже за солнцем. Вы истинный волшебник, ведь именно вы вдохнули в меня веру, ни с кем, никогда такого не было. Прошу, если вы меня не забудете, если мои слова имеют в этой жизни вес, то я умоляю вас – Вадим Александрович замер и сел на одно колено перед мальчиком, грустно улыбаясь, по‑настоящему улыбаясь. – Что все ваши идеи будут помогать, будут нужны для творения, искусства. Что ваша душа не забудет теплоты родителя, счастья, что сердце ваше не покроется льдом. Вы обещаете?

– Обещаю – улыбнулся мальчик. – Я всегда держу слово…

Именно эти слова сейчас ему повторил Табалуга и вызывал у него такие же искренние и тёплые эмоции.

– Что‑то случилось, Вадим Александрович? – спросил у него дракон.

– Нет‑нет, Табалуга – отходя от транса ответил филолог. – Мне вспомнился один случай из моей жизни, и знаете, я верю в вас и думаю, что вы, ваши братья будущее не только «Семурга», но и Земли…

От этих слов на лице дракона появилась улыбка, возможно самая наивная и чистая улыбка, если приравнивать одно только это существо ко всему человеческому индивиду. А после небольшой паузы Табалуга заявил:

– И кстати, профессор, я принёс для вас то, что вполне может обрадовать вас – заявил сын учёного, протянув руки во внутренний карман своей мантии.

Внимание профессора было приковано к действиям собеседника, который был чуть ниже его по росту, один раз ему пришлось столкнуться с неожиданностью при беседе с отцом дракона, поэтому ожидание заставило его напрячься. Заметивший это Табалуга успокоил учёного:

– Можете не беспокоится, Вадим Александрович – битва, подобное вашему поединку с моим отцом, не намечается – признаться, эти искренние слова дракончика действительно успокоили учёного.

Вскоре Табалуга достал пару пожелтевших листов, сложенных пару раз, и передал их доктору филологических наук.

– Что это, Табалуга?

– Небольшой подарок от меня, Вадим Александрович – ответил сын правителя.

Когда филолог взял в руки листы, он с волнением начал читать:

«Наша семья не казалась чем‑то необычной. Заботливая мать, трудолюбивый отец, бабушка и дедушка, которые знали многое, но с течением времени я понял, что не у всех бывает такая семья. Не многие могут похвастаться любовью своих родителей, кто‑то их совсем не имеет, а кто‑то не ценит заботу, которую проявляют родные. И это печально. Как может твориться такое на свете? Только с опытом я понял, что главные враги человека – это он сам. Не поймите неправильно, человек существо, способное к созиданию, к любви, но дело в том, что не всякий это может. И это ужасно, сколько бед может натворить такой человек, последствия просто не умещаются в мозг. Я был впечатлительным ребёнком, возможно, слишком добродушен, но дедушка и соседские мальчишки в деревне никогда не пользовались этим.

Наша деревня была настоящей большой семьёй. Мы помогали друг другу, ходили на речку, что была совсем рядом, стоило обойти мелкий лес и пройти по извилистой тропинке, а там уже будет слышен плеск кристально чистой воды. Мы рыбачили, ходили в гости, собирали костры, рубили дрова, учились что‑то мастерить из дерева, мы были детьми леса, если честно. Нас было невозможно оторвать друг от друга, заставить лечь в постель, ведь ночью нужно ловить различных духов и созданий из сказок. Да, у нас была на всю деревню скудная дедушкина библиотека, зато мы знали каждый рассказ чуть‑ли не наизусть, а запах старых книг и пожелтевшие страницы совсем не отбивали желания прочитать вновь. Мы росли вместе, вместе учились, дурачились. Это было хорошее время, полное радости и чистейшего света.

Отец всегда говорил, что сад – это наше всё. Именно вспахивая землю и сея зерно, можно вырастить собственными руками всё что угодно. Помимо работы в саду, мы ходили помогать другим в деревне. Чинили дырявые заборы, текущие крыши, разбитые окна, обновляли побелку и красили деревянные стены разными красками и рисунками. Все были как родные, относились с уважением и теплотой, мы обращались друг другу как: «Дядя Вова», «Тетя Тамара», никогда не было невежливого «Эй, ты».

Мы знали почти все секреты друг друга, каждый закоулок леса, любую жирность, что там водилась, часто из леса доносились тявканье лисы, трели птиц и пронзительное уханье совы. А какой запах там стоял летом и весной! Сосны цвели и пахли, ёлки обновляли иголки, а листья деревьев всё ещё молодые и тонкие. Ягоды собирать в такое время было самое то! Вооружались корзинками, косынками, собирали в панамки и даже закатывали футболки, что был виден живот. Мы ели дикие малину, ежевику, голубику. А на реке ловили рыбу, и блеск чешуи был такой ослепительный, что до сих пор помню, мы собирали икру рыб и намазывали вместе с маслом на булку. Никто не мог отнять у нас то, что давала сама природа, что могли взращивать мы сами. В будущем мы платили за кусок рыбы, за банку икры, за ягоды в пластиковом стаканчике, но никогда у нас не смогут отнять воспоминания из детства…

 

Глава седьмая. Дискуссия в саду

 

Я до сих пор помню прохладную водицу реки, бурные её потоки, она была чистой, мы легко могли испить прямо из неё не вскипятив. Мы играли в мяч на полях, когда ветер гнал нас всё быстрее и быстрее.

Вечерами мы сидели в доме у любого, на столе всегда появлялись баранки, сушки, блестящий самовар, варенье и хлеб. Нам ничего не важно было. Иногда за хорошую работу мы могли попробовать самогон, дядя Ваня всегда хранил самогонный аппарат у себя в сарае и угощал нас, если был хороший повод. А как мы бегали от бабушек от этого, они долго смотрели на нас и вздыхали о потерянном поколении, говорили, что раньше трава была зеленее, и я никогда не понимал и махал рукой под заливной хохот ребят. Только потом я понял их, когда деревни нашей не стало. Трава действительно была зеленее, вода была чище, небо более голубым, сейчас поезд этот ушёл. Нет больше деревянных домиков с длинными дымоходами, пышными садами, широкими полями, густыми лесами, длинной рекой, высоких заборчиков и людей, что жили в них тоже. Всё это смыли, сожгли и уничтожили. Нет товарищей, нет детства, лишь непростая дорога, полная ужаса и боли.

Я смеялся и плакал здесь, хоронил родных и близких, отдавал честь предкам, честно трудился и играл с друзьями. Было хорошее время, безоблачное. Теперь же оно забыто, а деревня моя исчезла.

Отец и дед растили яблочный сад, мы варили из него сидр и продавали людям. Иногда я просто лазил на дерево и отрывал ещё зелёное яблоко, после чего лицо моё приобретали глубокие морщины, а дед смеялся, смотря на меня с лавки.