Корни Эдема
– Речь идёт о национальной безопасности! Что значит «не думала»?! О чём ещё вы не думаете, когда речь идёт о родине?! О чём молчите, когда речь идёт о родине?!
– Я не п‑понимаю… че‑чего вы… от меня хотите? – лёгкие отказывались раскрываться полностью, награждая девушку кислородным голоданием и учащённым пульсом.
– Зависит от того, что вы от меня скрываете.
– Я ничего не с‑скрываю…
– Неужели? А вот считанные данные говорят об обратном: атеизм, неоднократное упоминание власти в негодном свете, недовольство властью, выражаемое бранной речью среди таких же подозрительных лиц.
– Вы н‑не имеете права… ле‑лезть в эти воспоминания без ордера… я т‑требую… я требую адвоката…
– Вижу, вы знакомы с законами Российской Империи, Алиса Александровна. Вы большой молодец! Значит, вы также знаете, что даже косвенная помощь, провокация или бездействие в устранении акта терроризма карается смертной казнью!
Душившие столько времени рыдания наконец высвободились из спазмированной утробы девушки, заполнив собой мерцающую желтизну мира. Следователь в последний раз бросил на девушку сосредоточенно‑оценивающий взгляд, развернулся и вышел из комнатки.
Данила
– Всем привет, с вами Митрофан Космодемьянов, и я обратил внимание на огромный интерес к моему прощальному видеообращению. Большое спасибо за просто огромные и, если честно, неожиданные донаты. Все деньги пересылаются моим родителям. Спасибо! В связи с этим я решил создать что‑то типа «солдатского блога», что ли, – парень убрал ракурс камеры со своего лица и направил на внутренний периметр воинской части, закрепив её, видимо, где‑то на уровне груди.
Данила поставил видео на паузу. Он много раз слышал о том, как красивы растения и как приятно просто находиться рядом с ними, слышал о том, что за пределами городов и областей всё ещё существуют некоторые виды деревьев и цветов, растёт трава. Но он никогда там не был. Поэтому каждый раз, как очередная хроника передавала ему в голову картинку природы, парень останавливал кадр и долго, мечтательно всматривался в зелёные пиксели давно исчезнувшей жизни…
– Не всегда будет получаться снимать, конечно, сами понимаете – офицеры увидят, будут проблемы. Но на данный момент поблизости, как видите, только призывники, – в объектив попал десяток молодых ребят в мешковатой военной форме. Все они либо подметали потрескавшийся асфальт аллеи, либо красили вдоль неё рыхлые остатки поребрика, либо подрезали кусты до состояния идеальной кубической формы. – Говорят, в связи с войной зам. министра обороны лично объезжает воинские части для… я не знаю для чего, извините. Поэтому сейчас на экранах вы видите… то, что вы видите, – Митрофан подошёл к ближайшему клёну и начал кистью обильно покрывать ствол дерева каким‑то белым раствором, хотя это могла оказаться и обычная краска. – Говорят, военные учения начнутся после приезда зам. министра, а пока – раскрашиваем воинскую часть.
Затухание кадра и чёрный экран – как сигналы о переходе видео на следующий временной промежуток. Но Данила оборвал трансляцию и сквозь помехи зрительных контактов увидел сумрак больничной палаты – белый потолок и синие стены, обесцвеченные мраком. По правое плечо – окно, через пыль и заброшенные паутины которого пробивалась чернота зимнего вечера.
Болезненно втянул в лёгкие воздух.
Зашитое тело отказывалось правильно выполнять команды мозга, но Данила всё же повернул голову в сторону окна – пыльные подтёки и разводы на прозрачной поверхности начали рисовать ему картины бабочек, перерождающихся в летучих мышей по прихоти сознания; чуть дальше – сцепившихся в смертельной схватке медведей; лица женщин, печально рассматривающих его искалеченное тело; и огромные полчища мелких гусениц, медленно передвигающихся на разных участках стекла…
– К вам посетители, – неуверенный шёпот молодой стажëрки заставил веки разомкнуться, но болезненный утренний свет вернул их в прежнее сонное состояние.
– Здравствуйте, Даниил Олегович. Я пришёл задать вам пару вопросов, если вы не против, – мужской голос, в противовес сестре, звучал грубо, властно и снисходительно‑вежливо.
– Здравствуйте. Присаживайтесь, кто бы вы ни были, – веки предательски не поддавались Даниле.
– Я представитель Следственного комитета, расследую случившийся четыре дня назад теракт. Мне известно, что вы сыграли в нём далеко не последнюю роль.
– Если роль жертвы можно назвать ролью, – лёгкий смешок исказил опалённые губы.
– Можно. Я бы хотел получить ваше разрешение на данные, которые зафиксировала ваша карта памяти 26 декабря 2273 года с 18:25 по 18:40. Как вы поняли, меня интересует непосредственно момент взрыва и все детали, которые могли… да боже мой! – следователь быстро подошёл к окну и задёрнул занавески, чтобы собеседник перестал наконец корчиться и смог спокойно говорить.
– Спасибо. Да, пожалуйста. Мне нечего скрывать от вас.
Человек в чёрной полувоенной форме безрезультатно пытался вернуть себе прежнее хладнокровие, но на покрасневшем лице его начала появляться испарина:
– Это хорошо. Это правильно. Но имеются некоторые формальные процедуры, которые мы сможем провести только после вашего выздоровления, а это очень замедлит дело. Поэтому я бы хотел попросить вас помочь мне обойти все эти формальности…
Позади следователя, у дверного проёма, стояла маленькая, щуплая азиатка; культи ног её были прикреплены к металлопластиковым эластичным протезам. Слишком дорогим для этих мест.
– Я дико извиняюсь, но все зрительные файлы я смогу вам предоставить только в присутствии адвоката и при наличии всех необходимых с вашей стороны документов.
Чёрные отверстия ноздрей угрожающе расширились на красном лице следователя. С жадностью втягивая хлорированный воздух помещения, он прошипел:
– Вижу, вы знакомы с законами Российской Империи, Даниил Олегович. Вы большой молодец! Если вы не против, позвольте хотя бы задать вам пару вопросов.
Данила кивнул.
Лицо азиатки было располовинено однотонной чёрной татуировкой, что ровными прямыми линиями огибала нос, губы и веко девушки.
– Сколько вам полных лет, Даниил Олегович?
– Двадцать восемь.
– Какими были ваши последние действия, что вы помните?
Ответ последовал с некоторым затруднением:
