Корни Эдема
– Все мы прибыли сюда на убой, – печальный полушёпот майора долетел до встроенного микрофона камеры Митрофана Космодемьянова. Майор продолжил громче: – Обратной дороги больше нет. Никто не вернётся домой и не сможет покинуть этих земель. Мое имя – майор Константин Михайлович Громов, и теперь я – ваш непосредственный начальник, слушать меня и выполнять мои приказы. Извините, ребята, но вам придётся всему обучаться на ходу. Капитан, доложить о потерях.
К майору подошёл седой старик в белом окровавленном халате поверх чёрной военной формы, отдал воинское приветствие и пожал офицеру руку, раздался знакомый хриплый голос:
– Девяносто семь процентов личного состава погибли, товарищ майор, сто сорок семь человек находятся в полевом госпитале в неопределяемом состоянии. Из способных продолжить воинскую службу – пятнадцать человек, включая нас с вами, ну… и, видимо, эти дети, – он непроизвольно указал рукой в сторону строя, – сто тридцать четыре новобранца.
Чёрная, словно тень, фигура майора застыла в сосредоточенном оцепенении. Всё пространство напряжённо замерло.
– Товарищ ма… – резко поднятая в воздух рука майора прервала неуверенный хрип фельдшера.
– Так… разойтись! Капитан – собрать весь оставшийся офицерский состав в штабе через пару минут.
Оказавшись внутри брезентовой палатки – полевого госпиталя – Митрофан отстегнул от кителя камеру и направил на своё лицо:
– Если долго нет видео, это потому, что здесь не всегда есть связь, не знаю, с чем это связано. Но как только связь снова появится – начну выкладывать отснятый материал. Про онлайн‑трансляцию, как вы понимаете, можно забыть. Так что, мама, папа – не беспокойтесь, со мной всё хорошо.
– Эй, малой. Хорош там себя фоткать, принеси мне лучше воды, пожалуйста, – зазвучал грубый голос со стороны больничных «коек» – почти плоских матрасов, разложенных прямо на земле.
Митрофан обернулся на звук и увидел забинтованное тощее тельце солдата, у которого из конечностей осталась лишь одна правая рука. Цензура позволяла зрителю наблюдать лишь его запечённое лицо.
Камера понесла сознание Данилы к металлическому ведру, на треть заполненному водой; алюминиевая кружка неприятно заскрежетала по ржавому дну, наполняясь прозрачной жидкостью, затем взгляд зрителя вновь обратился к приближающемуся раненому солдату. Он принял кружку и с жадностью осушил её.
– Сигарету, – указала единственная уцелевшая рука в сторону изорванных копчёных тряпок, валяющихся на земле у матраса.
Митрофан с лёгким отвращением развернул тряпки и с удивлением понял, что это военная форма; засунул свою руку в единственный уцелевший карман и достал оттуда портсигар и зажигалку.
– Ой, спасибо, малой! – испепелённые губы начали источать едкую никотиновую дымку, быстро растворяя сигарету в тусклом мареве пространства. – Постой. Не уходи. Присядь где‑нибудь.
Конец ознакомительного фрагмента
