Король-убийца

– Хочешь сказать, я становлюсь таким же нудным, как Еликонида? – удивился Вальтэриан. – Я просто хочу передать тебе опыт! Ты должен понимать: не стоит демонстрировать перед подданными богатство и спесь.

– Некоторые лорды говорят, что, выходя к простолюдинам нужно выглядеть проще, дабы очаровать их, – вспомнил Норд. – Бедные озлоблены и хотят отомстить кому‑то за свою ущербность. Лорд должен иногда давать им подачки, как собаке кость, и лишней раз не показывать своё сытое лицо. Усмирять разгневанную толпу затратно. Да и перед соседями неудобно. Поэтому все лорды стараются показать, что и сами богаты, и подданные не бедствуют. Мне так рассказывали…

– Знать бы, кто, – возмутился Вальтэриан. – Я выделяю золото на возведение храма. Лорды строят какое‑то захолустье. Половину денег себе забирают. Воруют они, а крестьяне думают на меня. Хотя мне смысла нет. Я король. Всё и так моё. Лорды грабят мои земли!

– Не знаю, кто просветил меня в лордовскую философию, – буркнул Норд, не помня тех, с кем выпивал. – Но смысл разговора я понял. Истинные богачи стремятся казаться беднее, чем есть, запутать мозги крестьянам и оставить их голодными.

– Верно, – подтвердил король мира. – Ты неплохо понимаешь ход мыслей придворных интриганов. Хотя тебе девятнадцать.

«Только ваши думы мне не ясны, – хотелось сказать Норду. – Я до сих пор не понимаю, на чьей вы стороне. Волнуетесь за бедных и не любите окружающих вас лицемеров. Или это маска, и вы обманываете меня?»

– Вы с шестнадцати лет славились остроумием и проницательностью, – вместо этого произнёс Норд. – Писали стихи. В восемнадцать подавили восстание моего отца. В двадцать – восстание друидов. В двадцать три стали первым архимагом Сноуколда. С тех пор правите миром много лет, и он процветает.

– Настоящий лорд! – рассмеялся Вальтэриан. – Поёшь, как все придворные птички.

– Я пересказал вашу биографию, – смутился кузен. – Её каждый знает.

– Восхваление власти – единственная отрасль, в которой нет ограничений, – ухмыльнулся король. – Так отец говорил.

– Да‑да, – пробормотал Норд, давая понять, что Вальтэриан миссию опекуна выполнил и может идти. – Достаточно семейных бесед. Я прочувствовал вину. Потренируйте родительский инстинкт на ком‑нибудь другом.

– Было бы на ком, – холодно произнёс король, всё ещё не смирившись, что детей иметь не может.

– Появятся у вас орущие демонята, – заверил кузен. – А сейчас… У вас много дел! Королевских обязанностей. Я персона незначительная. Может, вы всё‑таки…

– Ухожу, не переживай, – сказал Вальтэриан. – Трезвей. Жду в обеденном зале. И проветри тут. Запах опиума невыносим.

Норд закивал. Дождавшись, когда король уйдёт, он выдохнул, отмечая, что на сей раз упрёков в безответственности было меньше.

Вальтэриан вернулся в свои покои и сел за фортепиано. Холодный и величественный, он казался продолжением ледяных стен. Огни в подсвечниках тускло догорали, давая вечернему мраку проникнуть в апартаменты. Книжные шкафы бросали чёрную тень, мешая видеть клавиши. Но королю было всё равно. Он знал их наизусть.

Ему нравилось вспоминать, как клавиши заливала кровь очередной невесты. В тот день он играл особенно хорошо. Музыка звучала торжественно и жутко. Проникала в ледяное сердце, заставляя учащённо биться, разгоняя по венам холодную кровь.

Вальтэриан воспринимал убийство как часть искусства. Кровь, муки и боль жертв вдохновляли его. Он бросался писать стихи, рисовать картины. Если под рукой не оказывалось чернил или красок, пользовался кровью. Чужой. Но иногда и своей.

Сегодня король мира не долго наслаждался музыкой. Он закрыл фортепиано и подошёл к столу. Достал рукописи, которые не пополнялись с тех пор, как он надел корону и издал тихий стон. Бремя власти забрало вдохновение, подарив грязь придворных интриг.

Король провёл длинными пальцами по запылённой странице и медленно погрузился в прошлое, в дни, когда ему было шестнадцать. А в замке жили те, кто его недооценивал, унижал и мечтал уничтожить.

Искусство стало спасением Вальтэриана. Оно отражало его терзания и сущность. Один из стихов, написанный в ненастный день, звучал особенно жутко. Король ухмыльнулся и с удовольствием перечитал его, упиваясь болью прошлого и триумфом настоящего. Строки лились из уст Вальтэриана подобно мрачной песне:

 

Много сделал я плохого,

Но жалею лишь о том,

Что не стукнул человека

По макушке топором.

 

Говорил мне часто папа:

«Убивай врагов, сынок!»

Но не вняв его совету,

Это сделать я не смог.

 

Вот теперь жалею часто,

Что жизнь прожита напрасно.

Сколько смог б врагов убить,

Сотни судеб загубить!

 

А ведь эти твари живы.

Им, наверно, хорошо.

А лежали бы в могиле,

Их бы кости уже сгнили.

 

Но теперь жалеть не надо,

Что ты сделал мало зла.

Лучше вспомни тех людишек,

Что страдали от тебя.

 

Сразу сердце станет биться

Веселей в груди твоей,

И тебе во сне приснится,

Как ты мучаешь людей.