Мальчики из Фоллз
Должно быть, Сильвер замечает мою тревогу.
Но я тоже киваю.
– Все хорошо.
С уверенностью, что девушка не оставит всю сумму себе, двигаюсь дальше. Сильвер в курсе – если не поделится с коллегами, я об этом узнаю.
Шмыгнув за занавес, прохожу в гримерку. Кто‑то из девчонок пересчитывает чаевые, другие разговаривают, пишут эсэмэски или прихорашиваются.
Я вижу Вайолет Леон, сидящую перед зеркалом, и подхожу к ней. Она оборачивается, улыбаясь.
– Аро.
Наклонившись, целую Вайолет в щеку, после чего ощущаю, как ее губы прижимаются к моей щеке. Наверняка оставляя после себя смачный отпечаток фиолетовой помады.
– Оплати ему те уроки езды на мотобайке в подарок на день рождения, – говорю тихо, передав ей несколько банкнот.
Ее сыну девять. На протяжении нескольких лет я время от времени присматривала за ним, а Вайолет нянчила меня, когда я была маленькой. В сорок восемь она не планировала заводить еще одного ребенка, однако получила неожиданный сюрприз. И с младшим хлопот оказалось больше, чем с тремя старшими детьми.
Но он хороший мальчишка. Посещать занятия в «ДжейТи Рэйсинг» – его мечта.
Вайолет смотрит на деньги.
– Ты серьезно?
Я кладу оставшуюся выручку в карман.
– Аро, я не могу… – Вайолет качает головой.
– Еще как можешь, – отвечаю, выпрямившись.
Луису радости будет на целый год. Нам всем и так тяжело живется. Пусть хоть он повеселится.
Она улыбается; ее глаза наполняются слезами. На этом с меня хватит. Я разворачиваюсь, иду к черному ходу и распахиваю дверь.
Вдруг замешкавшись, оглядываюсь через плечо на двух детей, играющих на полу с конструктором. Их мать, вероятно, на сцене. Мой взгляд устремляется в сторону мотеля, расположенного у противоположного конца парковки. Кора Крейг выходит из номера, за ней следует дальнобойщик. Он направляется к своей машине, а она возвращается в клуб с деньгами в руке, на ходу поправляя одежду.
Когда женщина проходит мимо и останавливается, чтобы погладить по голове свою дочь, я отвожу взгляд.
На мгновение словно в прошлое возвращаюсь: мне снова пять, только я не играла с конструктором, а разукрашивала мелками книжку‑раскраску с русалками.
Чувствуя, как желчь подступает к горлу, открываю рот и выбегаю наружу. Стальная дверь захлопывается за мной. Я прислоняюсь спиной к стопке палет, роняю дубинку и склоняю голову, стараясь дышать размеренно.
Мое тело дрожит. Втянуть воздух не получается, потому что от желания разрыдаться дерет в глотке. Слезы подступают к глазам.
Я ненавижу ее. Ненавижу эту жизнь.
Ненавижу все, что вижу.
Развернувшись, прислоняюсь к стене. Меня бросает в пот. Зажмуриваюсь, стараясь подавить приступ тошноты.
Но потом открываю глаза и смотрю вверх, где расстилается необъятное ночное небо, усеянное звездами. Я вижу Марс – сегодня он самый яркий на небосводе. Марс мне нравится больше остальных планет, потому что он самый доступный для нас. Когда‑нибудь люди полетят туда. Может, кто‑то из моих ровесников, и я буду наблюдать за этим в прямом эфире.
Вдыхая и выдыхая, представляю, будто небо тоже смотрит на меня, и мне хочется стать достойной внимания.
Кровь немного остывает. Я выпрямляюсь и расправляю плечи, успокоившись.
Это всегда помогает – смотреть вверх. Там есть лишь возможности. И вид никогда не бывает плохим.
Поворачиваюсь, чтобы двинуться к парковке, однако, заметив две фигуры впереди, резко останавливаюсь. Ко мне приближаются полицейские, мужчина и женщина. Судя по их довольным взглядам, они нашли именно то, что искали.
Черт.
– Вы вооружены? – спрашивает мужчина.
Медленно поднимаю руки, показывая, что они пусты. Дубинка до сих пор валяется на земле где‑то позади меня.
– Нет, сэр.
– Выверните карманы.
Мои глаза опускаются к оружию в его кобуре. Женщина останавливается у него за спиной.
– Я не нахожу это уместным, сэр, – говорю, смягчив голос, хотя пульс зашкаливает.
Коп просто смеется. Наклонившись, он произносит шепотом:
– Я могу задержать тебя без предъявления обвинений на срок до сорока восьми часов. А еще могу обыскать.
Знаю. Однако все равно пытаюсь возразить:
– Мне некомфортно, и я не даю на это согласия, сэр. – Кажется, словно вместо денег у меня в кармане лежит футбольный мяч, что явно не ускользнет от их внимания. Там, наверное, несколько тысяч баксов. – Я могу идти?
– Нет.
Разумеется, нет. Но попробовать стоило.
Я не могу провести сорок восемь часов в камере.
– Хорошо, я даю согласие на обыск, сэр, – продолжаю, прокашлявшись.
Женщина делает шаг вперед, резко разворачивает меня, и я упираюсь ладонями в кирпичную стену. Она ощупывает мой торс, ноги, руки, вытряхивает все из карманов. Закрыв глаза, задерживаю дыхание; живот сводит от тошноты, когда перестаю ощущать тяжесть наличных.
Не возвращайся с пустыми руками.
Офицер бросает найденное на крышку мусорного контейнера, после чего отходит в сторону.
– Оружия нет, – объявляет женщина. – Она сказала правду.
– Ой, извини, деточка. – Мужик нависает надо мной. – Хорошей ночи, ладно?
Подбородок дрожит. Ублюдок.
Дожидаюсь, пока они уйдут. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять – деньги исчезли.
Мой бело‑черный бумажник в горошек, ключ от дома и мобильный телефон лежат на баке. Денег нет.
Я пинаю мусорный контейнер. Глухой звон разносится эхом в тишине.
– Сукин сын!
Закричав, прижимаю руки к голове и вновь нахожу Марс, посмотрев на небо.
Но сосредоточиться не получается. Проклятье.
Не возвращайся с пустыми руками. Я не могу вернуться ни с чем. Опять. Хьюго больше не даст мне работу.
Либо заставит выплатить долг другим способом.
Всегда так. Исход может быть любым, и всегда все идет наперекосяк.