LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Мамочки и папочки

Громко отодвинув стул, бросаюсь к ней. Падаю на колени, оглядываю побледневшее личико. Только собираюсь спросить, что именно её беспокоит, как у Мари начинается рвота. Убираю волосы за спинку и тихонько приговариваю, что всё хорошо, бояться нечего. Но малышка рвет и плачет, потому что ей страшно.

– Что мне сделать? – шепотом спрашивает Элина над моим ухом.

– Возьми большое полотенце из шкафа в гладильной, и просто накрой здесь всё, а я потом сама уберу. Мари очень горячая, – говорю, с тревогой глянув на подругу. – Вызову врача из клиники. Вдруг вирус какой‑нибудь…

– Я сама всё уберу. А вы поднимайтесь!

– Мамочка, – хнычет Мари, прижимаясь ко мне. Она вся дрожит, жар её тела обжигает мне кожу. Стараюсь не впадать в то кошмарное состояние, когда не чувствую ничего, кроме полной беспомощности и непонимания, как помочь своему ребенку. – Мамочка, у меня болят пальчики. И ручки. И ножки.

Подхватываю её на руки и поворачиваюсь к перепуганной Элине.

– Вызови скорую, – прошу шепотом. – Скажи, что у ребенка высокая температура и рвота. Мы пока умоемся и переоденемся…

Тревога крадет слова. Целую малышку в волосы, прижимая её обессиленное тельце к себе. Каждый раз, когда она болеет, я мысленно задаюсь вопросом – почему она, а не я?

– Конечно! Не беспокойся! Я всё сделаю!

Иду к лестнице, осторожно, но быстро поднимаюсь по мраморным ступеням, приятно охлаждающим горячие ступни. И только, когда заношу Мари в свою в ванную комнату, вспоминаю, что совсем позабыла о наглом самозванце, который всё это время молча сидел за столом.

– Моя маленькая, – лаского шепчу ей, осторожно усаживая на стул. Отрываю пару тканевых салфеток из рулона, смачиваю их теплой водой и аккуратно протираю любимое личико. Мари отстраняется, нижняя губка вздрагивает. – Тебе плохо, солнышко?

– Я не хочу больше! – рыдает она и сквозь слезки смотрит на унитаз.

Ещё один приступ рвоты. Не могу не спросить снова: почему она, а не я?

 

* * *

 

– На море были? – спрашивает врач скорой помощи, после осмотра Мари. Жаропонижающее сработало быстро. Малышка быстро заснула, и мы спустились в гостиную. – Сегодня или вчера?

– Вчера, – отвечаю, беспокойно следя за движением шариковой ручки между её пальцами в белых перчатках. Женщина в ярко‑синем медицинском костюме и маске на лице, бегло заполняет неведомый мне документ с данными Мари. – Но мы ничего и никогда не покупаем на пляже. Еду всегда берем с собой.

– Вы не первые с подобными симптомами. Прошлым летом было то же самое: резкое повышение температуры, тошнота, рвота, сыпь на коже. В основном заражаются дети. Вчера как раз были на вызове по тому же поводу. Через пару улиц от вашей. Отец с дочерью рано утром пошли на пляж, а уже к обеду оба слегли. Вы себя как чувствуете?

– Обыкновенно. Нормально.

– Для профилактики пропейте вот этот порошок, – записывает она название и дозировку на серой бумажке. А потом смотрит на Элину рядом со мной и хмурого мужчину, который всё ещё находится в моем доме. Подняв одну бровь, женщина добавляет: – Пропейте вы все. Хуже не будет. А если всё же почувствуете недомогание, тогда следуйте вот этому перечню.

– Как долго это будет продолжаться? – спрашиваю, переминаясь с ноги на ногу.

– Обычно на второй день рвота и температура проходят. В любом случае, если будете видеть, что ребенку становится хуже, вызывайте скорую. Обильное питье, свежий воздух и крепкий сон – лучшее лекарство от любых болезней.

– Теперь и на пляж опасно ходить, – озвучивает Элина мои мысли.

– Это не так. Вирусы есть везде. Но сегодня они здесь, а завтра они где‑то там. Возьмите, – вручает мне письменные рекомендации. – Советую сварить куриный бульон. Когда девочке станет лучше, она обязательно захочет поесть. И пусть это будет что‑то легкое для ослабленного желудка.

– Да, конечно. Так и сделаю. Большое спасибо.

– Я проведу вас, – говорит Элина и указывает мне глазами на Витана. Мол, пора бы уже с ним что‑то решать.

Мой затылок горит огнем, чувствую на себе испепеляющий взгляд темных и безжалостных глаз. Но, когда разворачиваюсь к наглому подлецу, возомнившему о себе не бог весть что, он смотрит на меня в подозрительно‑молчаливом спокойствии. Подперев правой рукой квадратный подбородок, он продолжает анализировать меня, совершая записи исключительно в своей голове. Широкий кожаный ремешок серебристых часов идеально облегает запястье правой руки, и к беспокойству о дочери снова примешивается это угнетающее всю меня чувство скорейших перемен.

– Уходи, – говорю тихо, но не менее угрожающе. – Немедленно.

– Понимаю, – говорит он низким голосом, не убирая руки от лица, – тема серьезная, а время неподходящее.

– Подходящего никогда не будет.

Витан вскидывает широкие брови, будто я говорю полную чепуху, и неспешно поднимается на ноги. Поджав губы, он обводит сканирующим взглядом большую, но уютную кухню, потом гостиную в песочных тонах, светлые деревянные стулья за обеденным столом… Кажется, будто он представляет, как проходит каждый наш день в этом доме. Как мы завтракаем, смеемся, смотрим кино и мультфильмы, как печем пироги и наряжаем ёлку к новогодним праздникам. По правде говоря, ещё чуть‑чуть и меня стошнит от ужаса.

– Я заеду через пару дней. Надеюсь, к тому времени твоя дочь поправится, потому что я очень хочу познакомиться с ней. А нам с тобой нужно поговорить.

– Ты не приедешь сюда больше, – отвечаю, не боясь смотреть ему в глаза. – И знакомиться с моей дочерью не будешь. Ты чужак. И я имею полное право написать заявление в полицию, поскольку считаю, что неизвестный мне человек представляет опасность для нас с дочерью. Я не знаю, что ему нужно от нас. Я вижу его впервые. И нас с ним совершенно точно ничего не связывает.

– С тобой нет. А с Мари – да. Мы родственники. Так что, не такой уж я и чужак. А ещё у нее есть бабушка и дедушка, которые прилетят сюда первым же рейсом, как только узнают о её существовании. Как и другие родственники, а их очень много. Не думаю, что ты будешь счастлива, когда все они заявятся сюда. Поэтому перестань разбрасываться дешевыми угрозами и побереги свое и мое личное время.

– Никакой ты ей не родственник! Ты никто!

– До встречи, Лея, – усмехается Витан и невозмутимо покидает мой дом.

 

4

 

TOC