Моя бабушка – пиццерия
– Мне кажется, или ты хотел сказать что‑то ещё? – Томмазо на удивление отцу остановился на лестнице[1], хотя и смотрел не в глаза собеседнику, а в окно, в котором кроме темноты ничего не было видно.
Марио явно не ожидал, что ему дадут высказаться и решил не упускать эту возможность, пока сын снова куда‑нибудь не сбежал. На мгновение ему даже показалось, что Томмазо что‑то понял, хотя бы самую малость да осознал, поэтому, вдохнув как следует воздуха в попытке успокоиться, сделал шаг вперёд и как ни в чём не бывало начал.
– Сын. Наверняка ты знаешь, что через несколько дней, на набережной Караччоло начнётся важный для нашей семьи, да что уж там – для всех уважающих себя мастеров пиццы, фестиваль. Сотни лучших шеф‑поваров со всего мира приедут, чтобы доказать…
Но Томмазо перебил его.
– Па, я слышу эту речь каждый год… – он облокотился на перила лестницы.
– Правильно. Всё потому, что мы до сих пор так и не добились нашей цели. Из года в год мы то приближаемся, то отдаляемся от заветной мечты. И каждый год ровно за неделю до открытия фестиваля у меня замирает сердце. Я не могу ни есть, ни пить! Спать не получается толком, понимаешь?! – он сел на край дивана. – Я вспоминаю, как первый раз попал туда. Как после нескольких напряжённых дней участия был выжат словно лимон. Хоть ведро limoncello[2] делай! – он коротко улыбнулся и махнул рукой. – Ты когда ходишь с друзьями на футбол, чувствуешь ведь то же самое, ну!? – Марио была крайне важна поддержка сына. Казалось, он забыл про весь гнев, который испытывал прежде. Только бы понял сейчас… – И вот представляешь, жёсткие мозоли на ладонях, сил уже никаких нет, а судьи снова объявляют победителем не нашу пиццерию… Да чтоб вы все провалились!!! – его глаза горели. – Я понимаю, что у нас было много проблем. Сначала мы растили вас со Стеллуччей[3], денег да и сил не всегда хватало, всякое было. Затем твоя школа. Ох и потрепал же ты нам всем нервы за эти годы … Потом не стало матери…Но теперь‑то что? Что нам мешает объединиться и порвать всех в этой «гонке»?! Так, как это сделали однажды твои бабушка с дедушкой! Мы мечтали об этом много лет, Томà… Дед мечтает… Пока жив… Помоги нам. Помоги нам всем победить!!! – Марио резко подскочил к сыну и схватил его за руки. Его глаза искали глаза Томмазо, но тот увернулся.
– Ты закончил? – спросил он.
– Да.
– Тогда спокойной ночи.
Проверить, понял ли что‑то на этот раз сын, практически обессиленный Марио мог только через три дня…
5
Начался последний день фестиваля.
Воздух уже не только над набережной, но и, казалось, даже самыми отдалёнными районами Неаполя был пропитан ароматами свежих дрожжей, базилика, спелых сладких помидоров, разнообразных сыров, от молодых до двенадцатимесячной выдержки, местами подгорелой муки, оливкового масла и орегано.
Руки десятков пиццайоло продолжали, словно мощные машины, вымешивать слегка‑жёлтое тесто, а вечно голодные гости праздника без остановки поедали свежеиспечённые яркие лепёшки. Всё вокруг было наполнено непередаваемой динамикой. Жизнь здесь кипела в прямом смысле этого слова. С разных сторон кричала музыка и места для грусти, казалось, совсем не осталось.
Всю тяжесть забрала на себя семья Марио, над рабочим местом которых краснела вывеска участника: «La Farina[4]» и маленькая приписка внизу: «Pizzeria di Fabio». Лишь когда люди проходили мимо, Марио, Илария, и Фабио приветливо улыбались. В остальное время, все дни фестиваля, их лица выражали чувства своеобразной неловкости и изнеможения.
Хватая очередной шар из теста, Фабио обратился к сыну.
– Ма[5], ты не хочешь заявить в полицию? Всё‑таки больше десяти дней прошло с тех пор, как Томмазо не появлялся.
– О чём ты, пап?! Он и раньше пропадал. Наверняка живёт у друзей и даже не вспоминает про нас… А знаешь, что самое обидное?! – Он схватил очередной кусок теста, хотя ещё не закончил работу над прежним. – В тот вечер, перед тем, как он ушёл, я говорил с ним. И впервые за долгое время он постарался выслушать меня. Не без презрения, но дал же договорить!
– И ты считаешь, он оценил то, что ты так перед ним открылся?
– Да сам уже вижу… Эх… Так плюнуть в душу! И это собственный сын… Вернётся – поколочу! И денег лишу карманных! Пусть идёт работать. Куда угодно. Хочет, пусть съезжает от нас, мне всё равно!
– А ты подумал о Стелле? – девочка в это время бегала среди длинных столов, накрытых белыми скатертями в красную клетку, – она же привязана к брату, переживает за него, несмотря на то, что он наплевательски к этому относится… Мне кажется, если ты с ним жестоко обойдёшься, на ней это скажется не лучшим образом.
– Тогда просто запру его. Пускай научится нормально общаться с семьёй и с ремонтом пиццерии мне поможет заодно. Свобода закончилась. Всё. Basta[6]!
Их разговор прервала Илария, силящаяся кому‑то широко улыбаться:
– Развернитесь же! Нас снимают…
6
[1] квартира семьи Farina состояла из двух этажей
[2] итальянский лимонный ликёр (Итал.)
[3] уменьшительно‑ласкательный вариант имени Стелла
[4] Фамилия семьи переводится на русский так же, как «мука»
[5] сокращённый вариант имени Марио
[6] хватит/достаточно/стоп (Итал.)
