Моё сердце в тебе бьётся

– Похоже, у вас это взаимно, – пожал плечами Антон и поднялся на ноги. – Ладно, идем, провожу тебя и побегу на тренировку.

И мы пошли, а потом всю дорогу разговаривали об учебе, о планах на будущее, о любимых книгах, музыке и даже политике. Антон был очень умным и начитанным, а потому я все больше и больше проваливалась в наше общение, в наши шутки и совместные интересы. С ним я больше не чувствовала себя одинокой скалой, которую лупит со всех сторон штормовое море этой суровой действительности.

Мне наконец‑то было кому улыбаться.

И завтрашнего дня я ждала с щемящим в груди сердцем. Театр! Боже, как прекрасно это звучало! Хоть бы все не обернулось комом.

Воскресный день, на мне простенькое, но красивое шерстяное платье кофейного цвета, а еще прическа. Мама сподобилась заплести мне две красивые косы. И я сама себе нравилась в этот день, вот прямо очень!

И почти не волновалась, когда часы пробили пять тридцать, а Антон так и не появился на моём пороге. На звонки не отвечал, как и на сообщения. Вот уже и шесть часов пробило, а потом и седьмой подкрался незаметно. И мне стало абсолютно очевидно, что никакого театра не будет.

Долго стояла и сверлила взглядом стационарный телефон, а потом подняла трубку и набрала домашний номер Карташова. Длинные заунывные гудки, а потом наконец‑то трубку на том конце провода сняли.

– Алло, – услышала я детский голос.

– Привет, – замялась я, – а можно услышать Антона?

– А Антон не может подойти к телефону, – щебетала девчушка, – он лежит у себя в комнате, и его нельзя тревожить. Так папа сказал. У него кровь на губе и лбу. Из носа уже остановили. А мама сказала, что братика избили хулиганы. А ты знаешь, кто это такие, ну эти самые хулиганы?

Всхлипнула, прикрыла дрожащей рукой глаза и прошептала:

– Кажется, да…

 

Глава 9 – Не хочу, не буду!

POV Алёна

В воскресенье, уже поздно вечером, от Антона все‑таки пришло сообщение с понятным содержанием: «Прости, я облажался». Но когда я спросила, что случилось, то ответом мне было только: «Потом расскажу». Так и промучилась в неведении до самого утра понедельника.

А там меня уже ждало дежурство по раздевалке, в котором мне напарником должен был быть как раз не пришедший в школу Карташов. И я категорически не справлялась. Бегала у своего окна туда‑сюда, суетилась, а когда прозвенел звонок на первый урок, совсем рухнула на лавку без сил.

– Княжина, – услышала я окрик директрисы, – а ты чего тут одна?

– Я не одна. Ребята из девятого просто отошли в туалет. А мой напарник на больничном, – покаянно доложила я.

– А, ясно. Надо было классной сказать. Ну ладно, пошли, – махнула она мне рукой, – за тебя пока Вадик посмотрит тут. – И повелительно кивнула охраннику.

А потом мы двинули в наш класс, где директриса прилюдно отчитала классную за безалаберность и за то, что я была вынуждена нести вахту одна в своем звене целое утро. Зря она так, меня Галина Александровна и так не любила черт его знает за что, а тут еще и это.

– Выделите ей в помощь мальчика, – приказным тоном порешила директриса.

– Ну, кто пойдет с Княжиной? – спросила классная, но в помещении воцарилась просто гробовая тишина. Только смерти с косой не хватало для полноты картины.

Никто не хотел со мной дежурить. Никто. Я до сих пор оставалась самым слабым звеном в нашем «дружном» коллективе.

И тут словно гром среди ясного неба. Его голос. Ненавистный. Глубокий. Пугающий.

– Я пойду.

И Соболевский медленно встал со своего места, а я только сейчас на него посмотрела. И тихо охнула.

– А что с лицом у тебя, Никита? – словно между делом поинтересовалась директриса.

– Шайбу вчера не поделили, – лениво протянул Соболевский, пока запихивал учебники в сумку. Все знали, что мой бывший сосед серьезно занимался в хоккейной коробке, и данное объяснение выглядело вполне себе удобоваримым.

Но чтобы так! Губа разбита, бровь тоже, на скуле виднеется синяк. Жесть, конечно, но я была рада, что его хоть кто‑то умудрился набуцкать в этом мире. Прямо на душе теплее стало. И нет, мне за свои мысли было нисколечко не стыдно. Вот так вот!

– Марьяна Георгиевна, а может, я одна подежурю? – скривилась я и умоляюще впилась в равнодушные глаза директрисы.

– Нет, нельзя! – неожиданно громко заорала женщина. – Вдруг проверка, а там ты одна на два окна бегаешь. Все, идите! Задерживаете мне тут урок.

И я потопала обратно в раздевалку как на каторгу, честное слово! А позади меня плелся ненавистный, мерзопакостный во всех смыслах Соболевский. Почти наступал на пятки. Буквально дышал в спину. А мне только и хотелось, что повернуться и расцарапать его наглую физиономию. Превентивный удар, если хотите. Уж не по доброте душевной он вызвался помогать мне по дежурству. Как же! Наверное, уже нафантазировал в своих грязных мыслях очередной гнусный план, как довести меня до ручки.

Паскуда!

И ведь я не ошиблась, знаете ли.

Весь день Соболевский вел себя обманчиво спокойно. Даже несколько раз помогал мне в моем окне, когда толпа второй смены учащихся атаковала раздевалку, а потом и первой, что скопом ломанулись после учебы домой. И как же он меня нервировал в тот момент!

Я словно со всех сторон была окружена врагом. Его запах давил по рецепторам. Это была какая‑то невообразимая мешанина ароматов, честное слово: цитрусовые ноты бергамота, дуба, амбры и можжевельника, немного ванили в сочетании с мускусом – и все это под сладкими нотами смородины, ананаса и яблок. Черт знает что, но я невзлюбила этот адский коктейль, хотя впервые, когда его учуяла, он показался мне лучшим, что я когда‑либо ощущала.

Теперь я знаю: так пахнет зло во плоти. Так пахнет Никита Соболевский.

А еще он смотрел на меня. Прожигал своим черным взглядом. И я чувствовала эти липкие щупальца чужого, ненавистного мне внимания. Они не несли добра, и я знала это. Наверное, этот гад просто обдумывал, что же еще такого сотворить со мной, чтобы довести до слез.

И придумал! Ровно тогда, когда до конца дежурства оставались считаные минуты. Решил отжечь напоследок. А я, дура, думала, что пронесет. Ага, три раза ага!

– Княжина?