Моё сердце в тебе бьётся
Я пошла на почту по просьбе отца, нужно было отправить какие‑то его анализы в Москву, и на обратном пути встретила Курочкину. Мы столкнулись на улице почти лицом к лицу, и я уж было подумала, что она пройдет мимо, но тут Алла вдруг мило мне улыбнулась и выдала:
– О, привет, Аленка!
– Привет, – почти в ступоре выдала я, недоуменно взирая на маленького карапуза, что сидел в коляске, которую толкала перед собой Курочкина, и увлеченно грыз огромную сушку.
– А мне девчонки рассказывали, что ты здорово изменилась, но я им не верила. Круто! И теперь ты совсем не Доска, – рассмеялась бывшая одноклассница, и я незаметно ущипнула себя за руку. Больно – значит, не сплю.
– Да ничего особенного, – отмахнулась я.
– А это Ванечка, – кивнула она на малыша и присела рядом с ним на корточки, – он… он мой… братик.
– Такой хорошенький, – улыбнулась я, и карапуз ответил мне взаимностью, – сколько ему?
– Да он просто лучше всех! Вчера исполнилось полтора годика. Мой маленький мужичок, – потрепала Алла ребенка по голове, а потом глянула на часы. – Ё‑мое, Алёнка, мне пора! Опаздываю в поликлинику! А так бы с удовольствием с тобой поболтала, – с сожалением поджала губы и помахала мне на прощание, а я ей.
Но вот уже Курочкина скрылась за поворотом, а я так и осталась стоять, недоуменно хлопая глазами. Не, ну вы видели это? Кто она вообще такая и куда дела стерву Аллочку?
Дела…
Но все мысли пришлось отставить в сторону, так как новый учебный год захватил меня с головой. И как снег на голову прилетело указание – срочным образом пройти медицинскую комиссию с участием узких специалистов. Пришлось выполнять. Но, в отличие от прошлых лет, когда нам позволялось сделать все в частном порядке, сейчас нас собрали в кучу и погнали в поликлинику.
И, наверное, вы догадываетесь, какой кабинет стал самым популярным у шестнадцатилетних подростков. Правильно, садитесь, пять!
Я нарочно выжидала время, чтобы пройти гинеколога самой последней, невольно привлекая к себе навязчивое и нездоровое внимание. Кто‑то хихикал за спиной, кто‑то в голос высказывал оскорбительные предположения на мой счет, вот только мне было уже плевать. За последний год я хапнула столько грязи, что броня моя стала в разы крепче.
Они больше не заставят меня плакать!
И вот мой черед.
Прошла в стерильное прохладное помещение, затем честно ответила на все поставленные мне вопросы, передала разрешение на осмотр от мамы и взобралась в специальное кресло. Я уже делала это год назад, когда меня опозорили перед всей школой. Сделала и сейчас. Ничего не изменилось.
А потом каким‑то немыслимым образом мою медицинскую карту вытащили из моей сумки, пока я стояла в очереди к окулисту, и пустили по рукам, улюлюкая и закатываясь смехом.
– О, глядите‑ка, – орала как резаная Дина Кабаева, – половую жизнь отрицает.
– Конечно, отрицает, нарожала спиногрызов, больше не хочется, – переходила на визг от смеха Ника Ткачева.
– Практически здорова, – взвыла от веселья Марина Головченко, – конечно, пролечилась у венеролога, вот и здорова.
– А что значит «virgo»? – вдруг спросила Рита Буева.
– А ну, рот закрыли, – гаркнул вдруг откуда ни возьмись появившийся Соболевский, а потом и вовсе выдернул из рук девчонок мою медицинскую карту, затем подошел и сунул ее мне.
Приняла, но даже глаза на него поднимать не стала. Само бы рассосалось, нечего было влезать.
– Мы просто прикалывались, Соболь, ты чего? – развела руками Ника.
– Я сказал захлопнуть варежку, Ткачева. Захлопнуть и не открывать, пока я не разрешил. Ваших куриных мозгов хватит, чтобы усвоить такую простую информацию?
И в коридоре тут же воцарилась звенящая тишина. Никто не смел возразить Соболевскому, даже я, не желающая принимать его помощь, просто развернулась к окну и уставилась вдаль, слушая приглушенные, едва слышные шепотки.
– Чё, реально Княжина девственница?
– Ничоси дела!
– Говорили, что она в прошлом году лечила…
Дальше слушать не стала. Просто впала в режим ожидания, а потом, словно послушный робот, вошла в кабинет офтальмолога, услышав свою фамилию. А потом домой, чтобы смыть с себя липкие взгляды и тошнотворное внимание. Нормально. Просто я стала еще сильнее, вопреки всему и вся.
Ведь если я не смогу этого сделать, то меня сожрут. И не будет больше Алёны Княжиной. Никогда…
А дальше начало происходить и вовсе что‑то невероятное. Но меня реально больше не цепляли в школе. Никто. Ни девчонки. Ни мальчишки. Хотя последние пару раз подходили под странным предлогом со мной поболтать. Так было с первым красавчиком нашей параллели Сашей Павловым.
Вот только проходящий мимо Соболевский вдруг вскинул удивленно бровь и почти миролюбиво улыбнулся парню, что пытался завести со мной диалог.
– Хэй, Санчо, а я тебя как раз искал. Ты представляешь? Дело есть на миллион. Пойдем со мной, дружок.
– Соболь, ну ты чё, не видишь? У меня тут дело на два миллиона. – И многозначительно кивнул на меня, чем невероятно смутил.
– Ничего, подождет тебя твое дело. – И оба парня скрылись за поворотом.
Вот только Павлов не вернулся и больше с разговорами ко мне не подходил.
Еще один раз меня на свидание пригласил Женя Куликов из одиннадцатого класса. Я ему трижды отказывала, но потом все же согласилась просто прогуляться после уроков. Спустя два часа Женя написал мне смс, что не сможет пойти со мной на прогулку. И все, Куликов больше в моей жизни не отсвечивал.
Единственным, кто продолжал трепать мне нервы, был Соболевский.
Казалось, он не упускал ни одного случая, чтобы зацепить меня. Третировал на физре, изгалялся на уроках, отпуская саркастические, наполненные ядом замечания, и, конечно же, бесконечно высверливал дырку в моей голове.
– Что, Княжина, совсем с баблом у предков твоих худо, м‑м? Юбка‑то коротковата стала, не пора ли что‑то прикупить по возрасту? Еще немного, и начнешь труселями сверкать.
А один раз я рискнула стащить у мамы немного косметики. Все девочки в классе уже подводили глаза и красили ресницы, но только не я. И вот я решилась, захотелось. Пришла в школу и почти с порога получила от Соболевского дерьма на лопате.
– Бог ты мой, Княжина! Ты боевой раскрас не по адресу навела. Тут школа, а не публичный дом!
Спустя десять минут я все соскабливала под холодной водой в туалете. И больше не красилась. Стеснялась. Почему? Да черт его знает!
Да, много чего было, вот только все отошло на второй план, когда на мой телефон в один ноябрьский хмурый день пришло сообщение от неизвестного адресата: