Мы остаёмся

– Пошли!

Одежда так и лежала на полу пёстрым ворохом. Когда я вернула на место последнюю куртку, Ёлка наконец отпустила меня в класс.

«Курицы» ехидно заухмылялись, а Горелов встретил меня долгим насмешливо‑презрительным взглядом. Ясно: он в курсе. Я сделала вид, что ничего не замечаю. Но едва села за парту, Платон обернулся:

– Допрыгалась, овца?

Поставив перед собой раскрытый учебник физики, я спряталась за ним, но Горелов резко хлопнул по книжке, и та упала. Он ухмылялся, а тёмно‑зелёные глаза были холодными и безжалостными. За что он так со мной?

– Ладно, живи пока. Только не суйся, куда тебя не просят!

Он отвернулся, а я снова поставила учебник и, сложив руки на парте, уткнулась в них подбородком. Хотелось укрыться с головой одеялом и не шевелиться. Слишком много всего навалилось за эти три дня. Раньше я была серой мышкой, до которой никому нет дела, а теперь у меня враги и в классе, и во дворе. И даже новый сосед‑инвалид смотрит со злостью. Хотя он‑то самый безобидный из всех, и на него вообще можно забить.

 

Глава 8. Агуша

 

После шестого урока я заторопилась выйти из класса раньше всех. Не хотелось бы остаться в опустевшем кабинете один на один с Платоном или «курицами», если они захотят меня задержать. Всё, на что я сейчас способна, – разреветься от обиды и бессилия. Едва русичка нас отпустила, я взяла рюкзак в охапку и вылетела за дверь. Меня подхватил устремившийся к раздевалке поток старшеклассников, но громкий оклик заставил притормозить:

– Лина!

Я остановилась прямо посреди коридора, и в спину тут же прилетело несколько тычков.

Бурный поток учеников разделился на два ручья, они, как движущуюся скалу, огибали идущую ко мне Агушу и снова соединялись.

Агуша хмурила взлохмаченные сильнее обычного брови и сурово поджимала накрашенные сиреневым перламутром губы. Я уставилась на неё:

– Ты здесь откуда?

– К завучу вызвали. – Она потеребила пуговицу плаща, который раньше сидел на ней в обтяг, а теперь свободно болтался. – Что у тебя тут случилось?

Блин, опять всё сначала! Я думала, Ёлке не до меня, и она замнёт сегодняшнее происшествие в раздевалке.

Красько с фрейлинами в этот момент промчались мимо нас. Покосились на Агушины допотопные плащ и туфли и презрительно заухмылялись. Следом прошагали Горелов с Мироновым.

Я пожала плечами и изобразила покер‑фейс:

– Случайно уронила куртки в раздевалке, а физрук увидел. А дуры из нашего класса ему наплели, что я ворую. – Агушины глазки‑щёлки стали круглыми, как пуговицы на её плаще, рот приоткрылся. – Что? Я ничего не брала! Это бред!

– Ну Линка, – выдохнула Агуша и погрозила пальцем, – ну смотри! Если только я узнаю!..

Я фыркнула, развернулась и припустила прочь по коридору.

– Дождись меня! – прогремело вслед. – Лина, слышишь?!

Я сморщилась от этого казённого имени, но ругаться ещё и с бабкой не хотелось.

– Дождусь на улице.

Пока я не спеша спустилась по лестнице, переобулась и натянула джинсовку, мои одноклассники успели разойтись. Хоть в этом повезло.

По обеим сторонам школьного крыльца у нас широкие бортики с углублениями, в которые насыпают землю и высаживают низкорослые цветы. Я села на край этой клумбочки. Из неё пахло подсыхающей землёй и прелой листвой, точь‑в‑точь, как под нашей ивой весной. Если закрыть глаза и подставить лицо солнечным лучам, можно снова унестись мыслями в те дни, когда всё ещё было хорошо, ну или почти хорошо. Я тогда была мелкой и не очень понимала, почему Серёжка ругается с мамой и уводит меня из дома, когда к ней приходят гости…

Агуша вернулась быстро. Хмуро скомандовала: «Пошли!» и тяжело зашагала к воротам, размахивая сумочкой. Я догнала её и, не сказав ни слова, пошла рядом. Агуша тоже молчала, только пыхтела сердито. Но у школьных ворот её наконец прорвало:

– Ваша Елена Петровна сказала, что ты шаришь по чужим карманам! Она думает, ты воруешь деньги, потому что мы голодаем. Го‑ло‑да‑ем! – Я демонстративно закатила глаза, но Агуша на меня не посмотрела. Свернула из‑под арки ворот на тротуар и затопала дальше, рассуждая вслух: – Это получается, я тебя не кормлю? Как только додумались до такого?!

Агуша остановилась, и я едва не впечаталась в её широкую спину. Развернувшись, бабка крепкой ладонью придержала меня за плечо и с головы до ног обшарила придирчивым взглядом.

– Отощала совсем! А они заметили. Говорила ведь тебе: ешь, доча, ешь! – Агуша выпустила меня, покачала головой и простонала нараспев: – Позо‑о‑ор како‑о‑ой, голодаем! Ох…

Она пошла дальше, но о позоре бубнила всю дорогу до автобусной остановки. Наконец бабка уехала на свою фабрику, наказав мне идти домой и пообедать как следует. Но я топталась под навесом, бесцельно скользя взглядом по обрывкам разномастных объявлений, которыми были заляпаны стены: «Ремонт компьютеров», «Отдам в дар вещи…», «Потерялась кошка – девочка, рыжая, пушистая, красивая…», « Нужен мастер для ремонта…»

Может, тоже расклеить объявления: «Сломалась девочка. Пятнадцать лет. Некрасивая. Нужен мастер для ремонта…» Эй, ау, кто чинит сломанных горем девочек?

Автобусы высаживали пассажиров и увозили новых. Тень от светофорного столба медленно ползла по проезжей части. Наверное, я торчала на остановке слишком долго, потому что продавщица из газетного киоска поблизости спросила, почему я никуда не еду. Я молча отвернулась: ей какое дело? Не хочу я оставаться в квартире один на один с мыслями о Серёжке!

Продавщица продолжала сверлить меня взглядом. В конце концов мне это надоело, и когда подкатил полупустой автобус, я зашла в него, даже не взглянув на номер маршрута. Повезло: автобус колесил по всей окраине и ехал очень долго, прежде чем добрался до центра города. Здесь у него была конечная, и я вышла.

Я бродила наугад по улицам, пока не оказалась у нового торгового центра. В зимние каникулы мы с Серёжкой и его друзьями попали здесь на Новогоднее представление. Водили с Дедом Морозом хоровод вокруг высоченной ёлки, установленной в огромном холле, и, давясь от смеха, кричали «Ёлочка, гори!» Брат прочитал какой‑то детский стишок, а Дед Мороз расщедрился и подарил ему большую шоколадку. Мы разделили её на кусочки и схомячили, когда смотрели кино в кинозале на верхнем этаже.

Я выгребла из кармана школьного пиджака две купюры и горсть мелочи: на утренний сеанс хватит и на маленькую шоколадку останется.