Мы остаёмся

– Подожди, – негромко ответил мужской.

Я оглянулась и узнала мужчину с длинными волосами с первого этажа.

Так это их сын в коляске?! Теперь ясно, почему он разозлился, когда мать предложила ему погулять. Прогулка в инвалидном кресле, наверное, так себе удовольствие.

– Пусть разберётся сам, – сказал отец парня.

Захотелось рявкнуть: «Как он разберётся?!» Но инвалиду, видимо, надоела эта бадяга. Он нахмурил высокий лоб, набычился и резко катнул коляску назад, а потом вперёд. Подножка врезала одному из близнецов по ногам. Тот заорал матом, а Понч сунулся вперёд и шлёпнул парня в кресле пятернёй по щеке. И тут же получил жёсткую ответку в челюсть. Понч мотнул головой и попятился.

– Ну всё, чмошник, ты попал! – прошипел Стёпка Киселёв. Он пнул колесо, и коляска откатилась назад. Стёпка шагнул следом и навис над парнем в ней.

Уроды! Им ничего не стоит опрокинуть коляску и навалять беспомощному пацану!

Ещё не остывшая после стычки с Гореловым и Мироновым ярость вспыхнула с новой силой. Я сама не поняла, как выскочила на площадку. С разбега толкнула Понча ладонями в жирную спину, и он завалился вперёд. Одному близнецу врезала кедом сзади под коленку, второго огрела по затылку тяжёлым рюкзаком:

– Отвалите от него, придурки!

От неожиданности парней отнесло в стороны. Инвалид быстро сориентировался и выкатил на тротуар. Я думала, он сразу уедет к дому, а он остановился и оглянулся на меня – кажется, с досадой.

Близнецы опомнились и плечо к плечу угрожающе двинулись на нас. Но мужчина у подъезда громко и властно приказал:

– Стоп! А ну, разошлись!

Киселёвы глянули в его сторону, оценили ситуацию и замялись. Им явно хотелось разобраться с нами на месте, но отец инвалида с его ростом и широкими плечами выглядел очень внушительно.

– Разошлись, я сказал! – повторил он.

Пацаны с независимым видом побрели прочь. Проходя мимо парня в коляске, Вадик Киселёв посмотрел на него многообещающим взглядом, а Понч плюнул перед колёсами. Инвалид в ответ лишь пренебрежительно ухмыльнулся уголком рта.

Потом он рывком развернул коляску ко мне и выдохнул:

– Типа, ты меня спасла?!

В тёмно‑карих глазах было столько злости! Кажется, если бы не болезнь, он вскочил бы и отметелил меня. Чем я его так задела? Ненормальный какой‑то! Может, у него не только с ногами, но и с головой проблемы?

– Я ни при чём, они твоего отца испугались.

Парень взбешённо зыркнул, хотел ещё что‑то сказать, но осёкся, потому что подбежала его мать. Она быстро посмотрела на меня большими, тёмными, как у сына, глазами и выдохнула с заметным акцентом:

– Спасибо тебе, дорогая. – Потом встревоженно заглянула в лицо сыну. Тот отвернулся и задёргал колёса, поворачивая к подъезду.

Мать взялась за ручки коляски, но парень буркнул что‑то и шустро покатил без посторонней помощи.

– Кольцова! – Остановившись возле угла дома, Понч показал на меня пальцем и изобразил неприличный жест. – Я тебе припомню!

Кто‑то из близнецов оглушительно свистнул. Ну вот, нажила себе новых врагов!

Но сил на тревогу не осталось. Рюкзак вдруг стал неподъёмным, и я с трудом поволокла его за лямки.

Перед дверью в подъезд новые соседи замешкались. Чтобы не протискиваться мимо них, я остановилась в нескольких шагах и услышала, как женщина тихо сказала сыну:

– Поблагодари.

Тот лишь сердито дёрнул плечом. Мать укоризненно покачала головой, и густые тёмно‑каштановые завитки волос заскользили по её плечам. Да, повезло этому семейству с шевелюрой!

– Давайте домой, – сказал мужчина. Пикнул магнитным ключом и распахнул дверь. Парень, резко дёргая колёса, попытался сходу преодолеть металлический порожек, но не смог. Мать заторопилась ему на помощь. Нажала на какую‑то подножку, ловко наклонила коляску назад, чтобы переехать через порог передними колёсами. Потом приподняла задние и толкнула коляску вперёд.

Инвалид не мог меня увидеть, но я застыдилась, что наблюдаю за его беспомощностью, и отвела глаза. Если бы меня возили на коляске, наверное, я бы тоже злилась на весь мир.

Когда его жена и сын скрылись в подъезде, мужчина обернулся ко мне:

– Глебу просто стыдно, что его выручила девочка. Не обижайся. – Я пожала плечами: мне‑то что. – Проводить до дома? Вдруг эти герои недалеко ушли.

Я кивнула на дверь:

– Я тоже здесь живу.

Отец Глеба скользнул проницательным взглядом серо‑зелёных глаз от моей макушки до носков потрёпанных кед и слегка нахмурился:

– Всё в порядке?

Ну да, по мне же сразу видно, что в порядке! Я будто увидела себя со стороны: растрёпанная, в пыльной сбившейся одежде, облепленной травяным мусором, с угрюмым, как всегда, лицом, – полный трэш, блин!

– Да, – выдавила я, уткнувшись взглядом в его безупречно чистые кроссовки. Мысленно простонала: «Да свали ты уже!» Кажется, мужчина хмыкнул, но больше ничего не сказал.

Сделав вид, что стряхиваю пыль с рюкзака, я дождалась, пока он скроется в квартире, и только тогда потащилась к себе.

Дома пахло жареной картошкой и подгоревшим луком. Агуши не было. Чтобы выгнать тошнотворный запах, я устроила сквозняк, открыв все окна и межкомнатные двери, и пошла в душ. После погони и стычек с парнями кожа была липкой. Одежда пропиталась потом, в неё въелась затхлая вонь заброшки. Я запихнула всё в стиралку, засыпала кучу порошка и выставила двойное полоскание. Хотя не факт, что это поможет избавиться от следов Мироновских лап.

Включила очень горячую воду: хотелось смыть всю грязь и мерзость этого дня вместе со страхом и воспоминаниями. Я так долго и крепко тёрла себя жёсткой Агушиной мочалкой, что кожа начала гореть. Тогда я уронила мочалку и замерла. Горячие струи лупили по голове и плечам, стекали по закрытым векам. Стиралка уютно гудела, шумела вода.

Я так перетрусила там, в заброшке, на краю провала! Наверняка, Горелов с Мироновым блефовали, но я‑то испугалась по‑настоящему. Выходит, всё‑таки не хочу, как Серёжка?

Агуша пришла, когда я ещё плескалась. Она заварила чай и позвала ужинать. Я делала обжигающие глотки и куталась в толстый халат. Отопление давно отключили, в квартире было холодно.

– Что не ешь?

– Не хочу. В столовке ела, – соврала я.