На чаше весов. Следствие ведёт Рязанцева
– Ничего себе, – присвистнул подошедший сзади оперативник Виктор Котов. Следом за ним уже подходили Олег Ревин и судмедэксперт Волков.
– Сколько же их тут. – Волков приподнял тело за плечо. – Да это точная копия того.
Действительно, конопатое личико мальчика было уменьшенной копией того, которого нашли первым.
– Может, близнецы? – предположил Олег.
Махоркин отодвинул ворот куртки. На шее красовалась знакомая уже багрово‑синяя полоса.
– Так. Надо бы полностью лес прочесать. – Махоркин подошёл к успокоившейся собаке и погладил её по голове. – Как тебя зовут, дружище?
– Верный, – ответил за собаку лейтенант.
– Молодец, Верный.
Чувствуя интонацию, собака радостно завиляла хвостом и снова дёрнулась.
– Неужели ещё? – вопросительно глянул на Махоркина Ревин.
Лейтенант спустил поводок. Верный, уткнув в землю нос, осторожно обнюхал территорию около мальчика. Покружил у тела и двинулся в сторону стоящего поодаль Волкова.
– Э, ты чего? – попятился судмедэксперт.
Собака, не обращая на него внимания, принялась рыть лапами притоптанную им листву, потом легла на землю, положив поверх вытянутых лап испачканный грязью нос. Лейтенант присел, вынул из‑под носа пса обрывок плотной полосатой ткани и протянул Махоркину.
– Так, так, так, – подскочил Волков. – Куда без перчаток хватаешь, – огрызнулся на лейтенанта.
– Ты только что своими ботинками на нём топтался, – вступился за парня Махоркин. Прищурившись, внимательно стал рассматривать грязную полоску в руках судмедэксперта. – Похоже на орудие преступления, как считаешь?
– Похоже. Только кусок маловат, – Волков сжал пальцами края обрывка и потянул в разные стороны, – не пойму, что это. Тугая резинка. Что‑то напоминает, но что?
– Ладно, выясним. Если есть обрывок, значит, где‑то должна быть и его вторая часть. Надо искать. Ну что, Верный, поможешь?
Услышав своё имя, собака поднялась с земли, но больше активности не проявляла.
– Видимо, это всё, – констатировал Махоркин, – ну что ж, на сегодняшний день находок и так достаточно.
Глава четвёртая
На небо Рязанцева могла смотреть часами. И этого времени ей абсолютно не было жаль. Небо манило и затягивало. В детстве она раскладывала на балконе шезлонг и, удобно устроившись, часами пялилась в голубое бездонное пространство. Особенно нравилось, когда белые пушистые комья ваты медленно проплывая над ней, меняли свою замысловатую форму, превращаясь из кучерявых овечек в зловещих чудовищ. Некоторые облака были похожи на лица людей, чаще всего почему‑то стариков. Совершенно незаметно у них менялось выражение, и улыбающаяся старушка становилась похожей на злобного старика. Иногда это были забавные зверушки с других (как представлялось Лене) планет. Она придумывала им имена и невероятные истории, которые вполне могли стать сюжетом для какого‑нибудь мультфильма. Это было так увлекательно, что Лена забывала поесть, и так же, как облака, приготовленный мамой обед, плавно превращался в ужин.
Смотреть на небо сверху вниз оказалось таким же увлекательным занятием. Втиснувшаяся в крохотный овал иллюминатора часть молочно‑голубой бездны была прозрачной, пока они летели над территорией Европы. Как только самолёт пересёк границу с Россией, стадо белых барашков плотно облепило самолёт со всех сторон и сопровождало его вплоть до посадки в аэропорту.
– Даже небо у нас другое, – под нос себе проговорила Лена.
– Добро пожаловать домой, – усмехнулся в ответ Михаил. – Романтика закончилась.
– А мне дома нравится, – заулыбалась Лена.
– Ты ещё скажи, что у нас жить интересней?
– Интересней. А тебе разве нет?
– Мне? Нет. Что я тут не видел? Разбитые дороги, грязь на улицах, алкашня на лавочках.
– А мне вот Франция не понравилась, – выпалила, обидевшись за Россию, Лена. – Я её себе другой представляла. В Париже грязи побольше, чем у нас будет. Алкаши, может, на лавках и не спят, но маргинальных личностей в парках и скверах пруд пруди. И, вообще, настоящих коренных французов на улицах единицы, в основном эмигранты, давно уже чувствующие себя там хозяевами.
– Ну вот. Сама же просила – Париж, Париж, а теперь получается весь отдых насмарку, – буркнул Миша и поспешил схватить проплывающий по ленте чемодан.
– Ну, Миш, я же о другом, – постаралась исправить положение Лена. – И отпуск мне очень понравился, и Париж, честное слово. Я только хотела сказать, что у нас тоже хорошо. – Лена привстала на цыпочки и чмокнула спутника в щёку.
– Ладно, – зарделся довольный Миша, – в следующий отпуск в Испанию махнём, в Барселону. Никита Гороховский в прошлом году ездил, вернулся полный впечатлений.
– Ой, я и не знаю, когда у меня теперь отпуск будет.
– Бросай ты свою работу. Не женское это дело – бандитов ловить.
– А какое женское? У плиты стоять?
– А почему бы и нет? Что в том плохого? Женщины для того и созданы, чтобы очаг беречь.
– Это вы – мужчины так считаете. А не желаете узнать, что нам, женщинам, хочется?
– Да вы сами не знаете, что вам хочется. То в Париж хочу, то обратно домой. А мы только прихоти ваши выполняй.
– Не выполняй, – почти шёпотом произнесла Лена и отвернулась.
– Ну ладно, масик, не обижайся.
***
Чтобы понять, любишь ли ты свою работу, надо уйти в отпуск. Этот двухнедельный перерыв в работе у Рязанцевой был первым. Париж поначалу её заворожил, но даже не знаменитой Эйфелевой башней и Елисейскими полями, а скорее маленькими кафешками на Монмартре, столики и кресла которых занимали всю пешеходную часть улицы так, что и мимо не пройдёшь. Попробовав местные «Терамису» и «Панна кота», они долго гуляли по площади дю Тертр, наблюдая за тем, как художники рождают на своих мольбертах собственное видение мира. Но наиболее яркое впечатление осталось после посещения «Мулен Руж». Это была заветная мечта Лены Рязанцевой. Просмотр некогда телевизионного мюзикла с одноимённым названием покорил девушку. Влюблённые Николь Кидман и Юэн Макгрегор были так нежны друг к другу, что под конец фильма Лена расчувствовалась и всхлипнула.
Посещение знаменитого канкана входило в составленную ею программу осмотра достопримечательностей Франции. Насчёт борделя Миша не возражал, а даже восхищённо присвистнул:
– А ты уверена, что туда женщин пускают?