Надломленная ярость
За фасадом ярких рекламных баннеров: брезентовых, электронных или голографических, – а также чередой заваленных товарами масс‑маркета магазинов скрывался вычеркнутый из «стабильной» капиталистической жизни низший класс. За пределами центра, ближе к окраине, толпились громоздкие многоэтажки с тонкими стенами. Социальное жильё, под соусом из вранья о комфорте и удобстве, буквально натирало друг другу бока. На этих улицах, практически всегда грязных и разбитых, редко горели фонари, а детские площадки представляли собой унылую картину некогда выкрашенных, но уже давно облезших кривых переборок и покосившихся игровых домиков.
Единственное, что отличало Нию от коллег, это вовлечённость. Когда она брала какое‑то дело, то старалась погружаться в него с головой и проникнуться горем родных. Да, к сожалению, сочувствие едва ли добавляло очки к профессионализму, но она искренне старалась во всём разобраться.
Дело о студенте, которое пришлось передать Андрею, как раз было таким. Над парнем издевались из‑за доходов его семьи. На популярный факультет он попал благодаря высокому ученическому баллу и льготе. Удивительно, но подобное всё ещё происходило. Его сокурсники, дети так называемой элиты, не оценили намного более интеллектуально развитого члена узкого образовательного круга и учинили над ним расправу прямо в здании университета.
Как и ожидалось, камеры в ученическом корпусе не работали, свидетелей не нашлось. Мать покалеченного мальчика обивала пороги полицейских участков и новостных студий, чтобы дать делу хоть какую‑то огласку, но у неё не было денег, а в настоящей действительности только они могли решить её проблему.
Дело передали в руки Нии, а это значило, что развитие и тем более удовлетворение ему не светит. В день допроса подозреваемых следователь Хайт уже показала себя не с лучшей стороны, наорав на родителей‑толстосумов и глумливого отпрыска. И всё же, несмотря на патовую ситуацию, Ния надеялась хоть как‑то поддержать семью мальчишки.
По информации, взятой из дела, она отыскала нужный дом и подъезд. Машину пришлось припарковать на обочине узкого проезда, поскольку весь двор жилого комплекса был забит дешёвыми легковушками, выходцами из давно забытого прошлого. «Тесла», даже старой модели, выглядела космическим шаттлом рядом с ними.
Домофон долго молчал, и Ния хотела было уйти, но тут бойкий детский голос ответил:
– Мама ийёт!
– Да, слушаю, – тут же отозвалась женщина, – кто это?
– Ния Хайт, следователь по вашему…
Домофон издал переливистый гудок, и дверной магнит ослабил хватку с характерным щелчком.
– Поднимайтесь на девятый.
Тошнотворный подъездный запах – не самое худшее, что довелось ощутить внутри высотки. Стены, размалёванные граффити, зловонные мусорные пакеты по углам, кнопки лифта, заляпанные чем‑то коричневым, – увиденное рисовало привычный бытовой пейзаж представителей низшего класса.
Ния нажала на кнопку этажа платком, намереваясь срочно выбросить тот после поездки. На лицо, как было принято, натянула тканевую маску и надеялась, что семейство сделает то же самое.
На девятом этаже гостью ждала приоткрытая дверь, из‑за которой скалился замызганный пёс.
– Пшёл прочь! – рявкнула на него хозяйка. – Проходите, пожалуйста.
Уставшие красные глаза матери о многом говорили. Нии даже стало неловко за столь поздний визит: могла бы и по телефону позвонить, зачем тревожить людей.
– Вот сюда. Можете не разуваться, я ещё не прибиралась.
Женщина не врала. В квартире царил полнейший хаос. Грязное бельё свисало со всех возможных выступов. На полу валялась шерсть, еда и куски засохшей уличной грязи. Посреди коридора гордо восседала на горшке мамина «секретарша». Она широко улыбнулась и помахала, когда Ния прошла в зал.
Среди свисающих языками обоев, пожелтевшей на потолке штукатурки и покосившихся шкафчиков старой стенки выделялся лишь один предмет быта – широченная плазма, купленная, по всей видимости, либо по большой скидке, либо в кредит, либо за счёт какой‑нибудь компенсации.
– Садитесь сюда… сейчас… секунду, уберу только…
Женщина освободила диван от очередного вещевого кубла, поправила выцветшее от частых стирок покрывало и пригласила гостью жестом. Сама же села на пластиковый детский стульчик, комично поджав под себя полные ноги.
Сердце Нии вдруг болезненно сжалось: в тусклом свете лампы хозяйка дома выглядела ещё более унылой и грустной. Кстати, маску она так и не надела.
– Я вела ваше дело…
– Да‑да, помню вас. Так что там? Есть новости?
– Его передают другому сотруднику, поскольку меня отправляют в долгую командировку.
Женщина поджала губы. Буквально за секунду её лицо выразило сразу несколько эмоций: от банального удивления до обречённого понимания.
– Они хотят замять? Да? Я права? Вашему начальнику, наверно, деньжат отстегнули?
– Нет‑нет, не так. Меня действительно отправляют в командировку, а ваше дело попадёт к человеку более опытному. В какой‑то мере для вас это даже удача.
– Правда?
– Да. Как раз поэтому я и пришла. Хочу передать вам рабочие контакты Андрея Павловича Скворцова. Он старший следователь с хорошей раскрываемостью…
– Я его помню. Блондин в дурацком свитере и с бионической рукой. Он был в следственно‑оперативной группе. Дежурил в тот день, стало быть.
– Да, то есть нет. В смысле, есть у него и нормальные свитера. Я не об этом. В общем, хороший специалист. Да, он в тот день приезжал.
Женщина поправила полы цветастого халата. В движениях чувствовалась раздражённость – новость едва ли её обрадовала.
– Не помню, чтобы он нам сопереживал. На допросе и слова не вымолвил.
«Зато я наговорила за двоих», – снова про себя добавила Ния.
– Хочу сказать, что именно благодаря ему был произведён качественный сбор первичной… – Следователь осеклась, понимая, что хозяйке дома нет до этого дела. – В общем, мой номер у вас… ах да… когда я вернусь, я обязательно позвоню. Андрей Павлович обещал держать меня в курсе. Не переживайте, мы обязательно что‑нибудь придумаем.
– Разве что найдёте для меня пару миллионов, – горько усмехнулась женщина.
– Кстати, как ваш сын? – попыталась немного изменить ход беседы Ния.
– Лежит. А что ему ещё делать с разбитой башкой. Из комы так и не вышел, если вы об этом.
Она говорила буднично, совсем не так, как ещё месяц назад. Может, смирилась с потерей сына, а может, просто устала лить слёзы. Ния нетерпеливо покрутила в руках машинный брелок – нужно было уходить, говорить больше не о чем. Что толку от её сочувствия, что толку от её визита. Этой женщине, что сгорбившись сидит на малюсеньком пластиковом стульчике, не нужна её жалость, ей бы хорошую работу да зарплату повыше.
– Откуда это у вас?
Ния оторвала взгляд от засаленного ковра:
