Назначаю тебя палачом
Мне всегда было тепло и комфортно. У меня девять шуб. Было. И машина. Машину забрал муж, а шубы я сама продала. Только две оставила. Надо же мне было на что‑то жить. Домработницу пришлось уволить еще полгода тому назад. Так Виктор приказал. Сказал, что не видит смысла терпеть в доме чужого человека. А ведь Сонечка проработала у нас в доме пятнадцать лет!
Вот зачем он ее уволил? Возможно, из‑за того, что она уже слишком много знала о нашей семье. Знала и видела. Она так плакала, когда собиралась! И понимая, что хуже ей уже и не будет, сказала мне: «Виктор Сергеевич превратился в зверя». Что она не удивится, если он когда‑нибудь ударит и ее. Что у него с нервами не в порядке. Что это деньги так испортили его.
И вот теперь я доживаю в нашем доме совершенно одна. Две мои подружки, которых бросили их мужья, потихоньку спиваются. Я алкоголь вообще не признаю. Никогда не пила.
Я тупо ем. Сладкое и жирное. Подсела на одну кондитерскую, где заказываю пирожные. В сущности, все деньги на еду и трачу. Нет, конечно, я заказываю в интернет‑магазинах все для хозяйства, мне же надо стирать, к примеру, вот и заказываю гели для стирки, разные порошки, химию… И иногда понимаю, что вскоре и этим не придется заниматься, что у меня не будет дома, стиральной машины да и вещей…
Муж сказал, что я вправе продать все, что сочту нужным, что находится в доме. Посуду? Ну да, я уже продала два сервиза, какие‑то фарфоровые статуэтки, хрусталь, две картины, обувь и многое другое. И что теперь делать? Мебель продавать? Диван? Телевизор?
Неужели все это происходит со мной?
Спрашивается, зачем это я начала вести дневник? Может, я на подсознательном уровне готовлюсь к смерти и этот дневник поможет тем, кто найдет мое тело, понять, почему я так поступила?
Но, сказать честно, так не хочется умирать. Я еще не стара. Мне всего сорок три года. Может, я и некрасива. Вернее, я точно знаю, что некрасива, что у меня только фигура более‑менее (хотя я и набираю вес), но лицо простое, черты лица мелкие, я вообще похожа на мышь.
Виктор так и звал меня – «моя мышка». Но я не обижалась, я любила его и находила, что хотя бы таким образом он выражает свою нежность. Зовут же мужчины своих жен зайчиками, бурундучками (это про Оксану, у которой забрали детей), кисками… Бррр… Уж лучше мышка, чем киска. Да и вообще, все противно.
Ненавижу мужиков! Когда у них не было денег, как‑то терпели же нас, а теперь, когда перестали их считать, когда их так много, что не знают уже, как и на что (на кого) их потратить, совсем ума лишились. Ума и, главное, стыда.
К счастью, этот дневник никто не прочитает. Все это глупости, и я не собираюсь умирать. А потому буду писать здесь все, что хочу. Сама для себя. Возможно, для того чтобы потом, когда я встану на ноги, наберусь душевных сил, перечитать и понять, как многого я достигла.
Так вот. Самое время признаться, что я до сих пор люблю своего мужа. Что когда только вижу его (он иногда заезжает, чтобы забрать что‑то из своих вещей или документов), я просто цепенею. Как тогда, когда влюбилась в него.
И это стыдно. Очень стыдно. Потому что мною, получается, управляют какие‑то темные силы. Нормальная, адекватная женщина не может любить мужчину, который ее, во‑первых, не уважает, во‑вторых, презирает, ненавидит, предает, оскорбляет при каждом удобном случае, бьет, наконец!
Может, я какая‑то извращенка? Или же мне просто не верится в то, что это конец?
Но я не мазохистка, нет. Я не знаю, кто я вообще. Наверное, уже никто.
Кто‑то звонит… Думаю, курьер. Привезли заказ из кондитерской.
Что ж, пока не выставили на улицу, на мороз, пока есть деньги на пирожные и хороший кофе, буду наслаждаться. А потом… Потом я поеду к матери в Хвалынск. На Волгу. На все собранные деньги куплю пару коров или коз и начну продавать молоко и сметану. Как мама. Вот как‑то так. Такой план».
Глава 2
20.01.2023 г. Женя
– Тонечка, как же я рада, что ты пришла! – Женя на пороге обняла подругу. – Проходи скорее! Там холодно?
– Да не холодно, плюсовая температура!
– Я никак не могу поверить, что холода отступили… Такие морозы были! Жуть! Мы вообще не гуляли, сидели дома – мы с Мишей и няня. Петр весь последний месяц жил в Москве, я тебе говорила, все торчал в библиотеке, собирал материал для своего романа. И главное, никому не говорит, о чем пишет. Может, фантастику, а может, что‑то историческое, раз ему можно работать только в читальном зале.
– А Борис? – Антонина внимательно посмотрела на подругу. – Про Петра мне не так интересно.
– О нем вообще не хочу говорить.
Бронниковы, братья Борис и Петр, а также жена Бориса Женя и их маленький сынишка Миша, проживали в большом доме на окраине Подольска вместе с няней Соней. Борис Бронников, сорока пяти лет, известный московский адвокат, по мнению Тони, был без памяти влюблен в свою молодую жену и слишком уж чрезмерно ее опекал, что являлось причиной многочисленных семейных скандалов и время от времени вызывало в Жене желание развестись с ним. Петр, мужчина холостой, мягкий и добрый, постоянно мирил супругов и всегда был на стороне невестки.
– Да что случилось‑то? Снова поссорились? Куда на этот раз он тебя не пустил?
– Ты сначала разденься, и пойдем на кухню… Петр приготовил берлинские пирожные.
– Петр или ваша Софья Николаевна?
– Ты по‑прежнему называешь нашу Сонечку Софьей Николаевной?
– Так ей под шестьдесят, я не могу называть ее, как ты, Сонечкой.
– Просто ты видишь ее редко. Она такая пухленькая, маленькая, без единой морщинки, и такая какая‑то своя, что я не могу называть ее по имени‑отчеству. Ну а ты – как считаешь нужным, конечно же.
– Да, повезло вам с ней!
Женя помогла подруге раздеться, приняла ее куртку, повесила ее на вешалку и буквально за руку, радуясь ее приходу, привела подругу на кухню.
В доме было жарко, но в большой светлой кухне свежо из‑за распахнутого окна.
– Сейчас закрою. – И Женя бросилась закрывать окно. – Вот, садись на свое место, оно тебя уже заждалось. Чай я уже заварила, а вот и пирожные! Та‑дам!
И она сняла стеклянный прозрачный купол с блюда, на котором были разложены пахнущие лимоном пирожные под сахарной глазурью.
– Женя, кто дома? – заговорщицким тоном спросила Тоня.
