Назначаю тебя палачом
Она жила в самом Подольске, была глубоко семейным человеком, замужем и имела двух детей. В последнее время ее муж начал хорошо зарабатывать и настоял на том, чтобы Тоня уволилась с работы и стала настоящей домохозяйкой. Это обстоятельство позволяло ей чаще видеться с Женей, и, главное, у нее появилось время для их общего хобби – подруги время от времени помогали Валерию Реброву, следователю и другу семьи Бронниковых, собирать информацию по уголовным делам, по сути расследуя их, что, собственно говоря, и вызывало тревогу Бориса, считавшего это занятие профанацией и вообще делом опасным.
Однако, несмотря на все это, Женя с Антониной все равно продолжали ввязываться в расследование, причем относились к этому, по мнению как Бориса, так и самого Реброва, довольно легкомысленно и, даже осознавая это, все равно куда‑то ездили, с кем‑то встречались, и для них это было, конечно же, развлечением.
Вот именно это их легкое отношение и бесило здравомыслящего и очень серьезного Бориса, заставляло его постоянно сдерживать жену, умолять бросить это дело. И если сразу после родов Женя на какое‑то время и оставила свои «расследования» и все свое время посвящала маленькому сынишке, чему Борис искренне радовался и считал себя по‑настоящему счастливым, то уже буквально через месяц начал замечать, как его молодая жена все чаще затевает разговоры на тему свободы в браке, «свободы перемещения в пространстве» (как она любила повторять) и вообще начинает хандрить и откровенно скучать. А теперь еще они наняли хорошую няню Соню, что давало возможность Жене вообще расслабиться и заняться еще одним своим любимым делом – работой в зимнем саду. И что мешало ей теперь вернуться к «своей уголовщине»? В доме все чаще звучала фраза‑рефрен, лишающая Бориса покоя: «Может, я хочу быть профессиональным следователем, а ты ставишь мне палки в колеса!»
Петр же, хоть и старающийся сохранить нейтралитет в этом семейном конфликте, все равно всегда и во всем тайно помогал Жене. Покрывал, к примеру, ее отсутствие в доме. И главное, за что она была ему чрезвычайно благодарна, Петр, обладая хорошими связями, помогал добывать для нее информацию, причем делал все это, прикрываясь своей писательской деятельностью, якобы требующей присутствия в самых разных местах, причем приглашая за компанию в поездки по своим делам и «скучающую» сноху.
Словом, в доме всегда было неспокойно, шумно, суетно и даже странным образом весело, но все равно нервно. Так, во всяком случае, воспринимала обстановку в семье Тоня.
Женю же вообще лихорадило, когда ее материнский инстинкт начинал неравную борьбу с азартом. Причем все всё понимали! И Ребров, который пользовался ее талантом и умением добывать важную информацию по делу и который при всем этом чувствовал себя чуть ли не преступником, посвящая Женю с Тоней в тайну следствия. И сама Женя, которая понимала, что, покидая маленького сына на полдня, а то и на целый день, совершает преступление, но и находиться постоянно в детской уже не было сил. И Петр постоянно испытывал чувство стыда перед братом, когда лгал ему, скрывая истинную причину отсутствия Жени. И только Борис Бронников, заваленный работой и появляющийся дома лишь поздно вечером, чувствовал себя в этой кутерьме спокойно и уверенно, поскольку ему не приходилось лгать, изворачиваться и что‑то скрывать от близких ему людей.
Вернувшись домой, он испытывал настоящее счастье, видя родных и чувствуя исходящее от них тепло. Он подолгу занимался своим крошечным сыном, носил его на руках, прижимая к груди и давая выплеснуться своим отцовским чувствам, с удовольствием ужинал в компании жены и брата, рассказывая им иногда свои адвокатские истории, а потом уставший, но с ощущением полного блаженства, засыпал в объятиях любимой жены.
– Как дети? – спросила Женя подругу. – У родителей?
– Да. Да, они купили щенка, так теперь их оттуда ничем не выманишь! Общаемся по телефону. Женя, так кто дома? – повторила свой вопрос Тоня, осторожничая, чтобы не сказать ничего лишнего из того, чего не должен был услышать Борис.
– Петр в своем кабинете работает, Борис еще не вернулся.
– Так машина‑то его здесь!
– Он ее не завел утром, за ней приехали и отогнали в сервис. А Боря уехал на такси. Вот так.
– Что у вас с ним снова не так? Поссорились?
– Подожди, сейчас чаю налью… Ох, Тоня… Вот как я предполагала, так все и получилось. Меня теперь в этом доме воспринимают просто как клушу, которая безвылазно сидит дома с ребенком, жиреет и превращается в животное. Я стала неинтересна своему мужу, вот так.
– Да что случилось‑то?
– У него появилась другая женщина. Вот так!
– С чего ты взяла?
– Тоня, ты что, не веришь мне?
– Нет. Борис – не такой.
– Все началось еще позавчера. Я совершенно случайно услышала часть его разговора по телефону. Мы с тобой знаем, да и все женщины знают, что, когда мужу, находящемуся дома, в кругу семьи, звонит любовница, он не станет разговаривать с ней в присутствии жены. Он выйдет из комнаты, во всяком случае. Так?
– Ну так, – вынуждена была согласиться с ней Антонина.
Слово «жиреет» застряло в ее голове, как заноза. Она прямо‑таки зациклилась на нем, зная и за собой этот грех – обжорство. Особенно зимой. И если Женя после родов сумела сохранить фигуру и даже каким‑то невероятным образом похудеть (!), то Тоня была самой настоящей пышкой. И ни одна диета не помогла ей сбросить ни одного килограмма.
– Борис разговаривал с женщиной, которая прямо‑таки вешалась ему на шею!
– По телефону и на шею? Женя!
– Она была так назойлива, просила его встретиться, пыталась расшевелить в нем прежние любовные чувства, так и говорила, типа, помнишь, как нам было с тобой хорошо… постоянно за что‑то извинялась… Думаю, это был как раз такой редкий случай, когда не мужчина «поматросил и бросил», а, наоборот, женщина!
– Ты что, слышала ее голос или что‑то там себе додумала?
– У Бориса хороший новый телефон, и когда он с кем‑то разговаривает, то находящиеся рядом с ним люди слышат его собеседника. Тоня, ну что я рассказываю тебе о таких элементарных вещах? Как будто бы у тебя не так!
– Согласна. И что?
– У нее довольно молодой и приятный голос. Но самое ужасное, что она так напирала на него, просто‑таки умоляла о встрече. А он все осторожничал, пытался как‑то отбояриться… Я даже подумала, что он забыл, кто она такая.
– Она хотя бы назвала свое имя?
– Нет! Тоже штучка еще та! Говорит, ты, мол, не мог меня забыть и тем более мой голос. Но голос у нее на самом деле запоминающийся, такой, знаешь, с хрипотцой. Я по голосу даже пыталась представить себе ее. И получилась ну просто знойная женщина.
– Ты приревновала, да?
