Не целуй невесту

Черт! Это означает, что я не успела перехватить его на входе. Я выключаю свет и выхожу из подсобки. Джуд стоит посреди уютного магазина и выглядит здесь совершенно неуместно в своей белой футболке, черной бейсболке, надетой задом наперед, в джинсах, таких выцветших, что они стали почти серыми, и в потертых незашнурованных рабочих ботинках. Перекатывая во рту палочку от леденца, он с ухмылкой кивает в мою сторону, когда я подхожу к ним с Ребеккой.

– Я уже нашел то, что нужно. Я приехал за ней.

– Прости, что? – мой босс вопросительно смотрит на него.

– Он подвезет меня, чтобы забрать мою машину у механика, Ребекка, – объясняю я.

– О‑о! – ее брови от удивления взмывают вверх.

Я чувствую на себе ее пристальный взгляд, пока беру свою сумочку из‑за кассы. Без сомнения, Ребекке любопытно, откуда мы с Джудом знаем друг друга, но мне придется объяснить ей все в другой раз, если я хочу застать механика до того, как он закроется в половину четвертого.

– Это бесплатное угощение? – Джуд поднимает один из маленьких аквамариново‑голубых бумажных пакетов, наполненных печеньем, и, прищурившись, смотрит маленькое целлофановое окошко под логотипом. – Надеюсь, там нет изюма.

– Фактически печенье бесплатное, но оно предназначено для покупателей, – отвечает Ребекка. – И оно с шоколадной крошкой.

Джуд мимолетно ухмыляется, и я уже догадываюсь, что это его фирменная сексуальная черта.

– А могу я купить только печенье?

Ребекка качает головой, но улыбается.

– Бери просто так.

– Спасибо. Как поживает Адам?

Она морщится при упоминании своего бывшего мужа.

– Уверена, что у него все хорошо, учитывая, что в последний раз, когда мы виделись, его секретарша стояла на коленях под его столом.

– Упс, – говорит Джуд. – Жаль это слышать. Он всегда был засранцем.

– Это правда. И ты тоже.

– Эй, я хороший засранец! Здесь есть разница.

Я прищуриваюсь и смотрю на него.

– Что такое, собственно, «хороший засранец»?

– Он, – отвечает Ребекка, протирая стеклянный шкаф. Мы всегда шутим, что стекло притягивает к себе отпечатки пальцев. – Вот он собственной персоной стоит прямо перед тобой.

Я дергаю Джуда за руку.

– Нам пора идти, хороший засранец. Механик предупредил, что уходит с работы в половину четвертого, – я улыбаюсь Ребекке. – Увидимся завтра.

– Хорошего вечера. Приятного аппетита, Лаки.

Он машет рукой.

– Если печенье мне понравится, я вернусь и куплю что‑нибудь, чтобы получить добавку.

Мы уходим под звуки смеха Ребекки – звук, который я не часто слышу. Интересно, была ли она влюблена в Джуда в юности? Мне показалось, что я уловила в ее словах намек на флирт. Но теперь, размышляя об этом, я понимаю, что никогда раньше не видела, как Ребекка общается с мужчинами в магазине. Из них действительно получилась бы симпатичная пара.

– Может, тебе стоит пригласить ее на ужин? – говорю я, пока мы шагаем к грузовику Джуда.

Он изображает на лице шок и презрение.

– Кого?! Ребекку?! С чего бы?!

– Потому что она одинока с тех пор, как развелась.

Джуд открывает для меня пассажирскую дверь, и я запрыгиваю внутрь.

– У меня есть правило не встречаться с разведенными женщинами, – отвечает он, усаживаясь за руль. – Особенно с симпатичными.

Повернувшись к нему, я надеваю темные очки.

– Что плохого в разведенных женщинах?

– По моему опыту, они обычно пытаются снова выйти замуж. Что странно, потому что всем видом они показывают, что не хотели бы больше никогда идти по этому пути. Я не нуждаюсь в жене и детях.

– И почему же?

Джуд пожимает плечами.

– Уровень разводов в нашей стране просто сумасшедший. А дети выходят из‑под контроля, особенно подростки, – он смотрит на меня со знакомой ухмылкой. – Не считая здесь присутствующих, конечно же. В юные годы я заставил своих родителей пройти через ад. Как и моя сестра, – Джуд делает глубокий вдох и смотрит на красный свет светофора, возле которого мы остановились. – Я просто не хочу вкладывать свои сердце и душу в кого‑то, кто может разодрать их в клочья, как хищник, отобрать половину моего имущества, испортить жизнь моим детям и впустить Бог знает кого в их жизнь по выходным и праздникам. К черту все это.

Киваю своей новой родственной душе.

– Я придерживаюсь того же мнения. Например, я не против встречаться с кем‑нибудь, но предпочла бы оставить это как добровольное соглашение сторон. Как, например, когда ты работаешь на кого‑то. Ты можешь уволиться в любое время, тебя могут уволить в любое время. Никаких обещаний, никаких юридических проволочек, никакого уведомления за две недели, никаких ожиданий. Ты волен идти, когда захочешь. Никаких обид.

– Да. Именно так, Искорка. Я и сам не смог бы сказать лучше. Твои родители развелись?

– Ага.

– Мои тоже. Это ад, через который я больше никогда не хочу проходить.

Развод моих родителей прошел тихо и без происшествий. Папа просто ушел. Насколько я помню, не было никаких драк с криками или рыданий. Они не ссорились из‑за опеки надо мной или мебели. Я сомневаюсь, что у кого‑то из них был роман, хотя они оба довольно симпатичные люди. Я не уверена, платит ли мой отец алименты или другие выплаты на меня. Насколько я знаю, они просто подписали бумаги – и все. Браку конец. Единственное доказательство того, что они когда‑либо были вместе, – это мое существование, которое все же не имело достаточной важности, чтобы заставить их стремиться к лучшему. Чтобы удержать их вместе. Чтобы они думали – или хотя бы беспокоились – обо мне.

Джуд заходит вместе со мной в грязный офис автомастерской. Я предполагала, что он просто высадит меня на парковке и уедет, но нет, он проводил меня внутрь, подождал, пока я выложу пятьсот десять долларов наличными на пыльный прилавок, а затем отвел меня к моей машине на заднюю стоянку. Пока мы идем, он ест одно за другим три печенья с шоколадной крошкой из пакета.

– Восхитительно! – он с аппетитом поедает печенье. – Как ты можешь не есть это целый день?