На своем месте, или Новые приключения следователя Железманова
– Неделю назад, а сегодня я встречаю этого Федорова и решил спросить за долг, а он кинул брови на лоб и начинает разбухать, с какой это стати я взял манеру дважды один долг требовать. Я поначалу ничего не понял, но он стал настаивать, шо уже отдал деньги мне, но не мне самому, а этому гоныфу. Я хотел бежать до вас, но прежде зашел домой, а вы тута. Помогите, господин судебный следователь.
«Да, это талант особого рода. За несколько дней совершить несколько преступных действий, а одного человека облапошить дважды – это надо суметь! Пожалуй, мне ранее такие артисты в криминальном деле еще не попадались. Вопрос только, как его найти и как собрать доказательственную базу. Ведь скорее всего, как бы сказал Каплан, он сделал ноги. Ищи‑свищи его теперь», – рассуждал Железманов, оформляя новые показания Каплан, затем допрашивая Абрама Каплана, который, впрочем, только подтвердил, что никаких сделок с Кокуниным не совершал.
– Я знаю за этого Кокунина, что он разный товар торгует. Он мне летом сено для козы предлагал, но я не стал с ним базар делать, – рассказывал Абрам на допросе.
– А почему? – не удержался от любопытства следователь.
– Если бы я был немножко больной на голову, то я бы подумал, а таки я ему не верю. Если мне сильно жмут карманы, то я бы нашел лучшее применение деньгам, – пояснил молодой человек.
Нашел Железманов и Федорова, с которого ловкий мошенник получил чужие деньги. Василий Федоров действительно производил впечатление недалекого человека. Замученный нуждой, житейским неурядицами (несколько детей при весьма невысоком доходе), он постоянно брал взаймы то у одного, то у другого. Отдавать получалось не всегда, кредиторы стучались в окна постоянно. Кому‑то он отдавал быстро, а кого‑то начинал водить за нос, постоянно вымаливая новые отсрочки. Во многом это зависело от личности кредитора: более решительным или обаятельным Василий отдавал быстрее, если сам кредитор оказывался недостаточно решительным, то ему свои деньги приходилось ждать дольше. Многие, если не могли сами повысить голос на незадачливого заемщика, то просили знакомых найти подход к Федорову. Поэтому визит обаятельного, но в тоже время решительного Кокунина, потребовавшего чужой долг, был воспринят как должное.
– Разве я знал, что это мошенник? – удивлялся на допросе Федоров.
– Не мешало бы самому было прийти к Каплану и отдать деньги, – резонно заметил Петр.
Железманов был уверен, что быстро найти ему этого талантливого мошенника не удастся. Он побывал в доме, где прохиндей снимал комнату, поговорил с соседями, сам лично съездил в Покровское, поговорил там с людьми, но найти каких‑либо зацепок, где искать преступника, ему не удалось. Пока он размышлял, где и как ему можно поискать подозреваемого, на него свалилось еще одно дело.
Следующее утро служебного дня началось опять с вызова на место происшествия. В кабинет стремительно влетел унтер‑офицер Рыбников, даже не приложил руку к козырьку, тут же объявил:
– Страшное преступление, ваше благородие! Надо срочно ехать.
– Что случилось?
– Нападение на почтовую карету. Ямщик и сотрудник почты убиты, мешки с корреспонденцией похищены.
– Где это произошло?
– Их на дороге нашли, недалеко от деревни Синец. Убили, возможно, ночью, но дорога ночью пустая, только утром проезжий один на них натолкнулся и сообщил в полицию.
Следователю пришлось срочно покинуть кабинет, заехать за Кауфманом (при осмотре трупов присутствие врача обязательно) и отправиться в дорогу. Конечно, это был не первый его выезд на труп, но все же… Убийства всегда порождали в нем не только злость, но в то же время чувство некоторой растерянности. Не потому, что не знал, как найти убийцу, а потому, что как бы он тщательно ни выполнил свою работу, это не изменит главное – отнятую жизнь уже нельзя вернуть. Если происходит кража, то можно найти украденное имущество или спросить его стоимость с виновного, если происходит драка и нанесены увечья, то с преступника можно стребовать деньги на лечение. А если человек убит, то это исправить нельзя. Даже если они найдут убийцу, даже если его вина получит подтверждение в суде, то для родственников погибшего изменить ничего нельзя.
Картину происшествия удалось сохранить почти без изменения. Только легкий снежок немного внес свои коррективы, а так убитые находились в той же позе, как их обнаружил случайный проезжий. Железманов приступил к осмотру. Тело ямщика свесилось с саней, шапка упала на землю. Мужчина упал на спину, его руки тянулись к земле, а широко открытые глаза смотрели в зимнее небо. На лице застыл испуг.
Молодой следователь по‑особенному чувствовал свою ответственность. Он должен найти виновного, это его долг – и служебный, да и просто человеческий. Если он пошел на эту службу, получает за это жалование, то он обязан привлечь к ответственности душегубов. А вот получится ли у него это? Насколько хватит его знаний, профессиональных умений, таланта? Если он не справится, то на своем ли он месте вообще находится? Может, он ошибочно выбрал профессию? Может, ему надо было заниматься чем‑то другим? – такие мысли у Петра появлялись время от времени, но это было не столько проявление профессиональной беспомощности, сколько отражение высокого уровня осознания значимости своей профессии для людей.
Работа следователя нужна не государству, а прежде всего – людям. Далеко не каждый, кто выбирал эту профессию в начале двадцатого века, осознавал это. Многих интересовала неплохо оплачиваемая служба по судебному ведомству, а должность судебного следователя рассматривалась как обязательная, пусть не очень приятная ступенька лестницы служебной карьеры, после которой можно будет выхлопотать местечко в окружном суде или в Петербурге в министерстве. Железманов стремился служить именно Закону и обществу, а не просто отрабатывать жалование, дожидаясь возможности перейти на другую, менее хлопотную должность.
Петр Андреевич постарался отключиться от философских мыслей и настроиться на работу. Он подозвал врача:
– Осип Сидорович, насколько я понимаю, ямщик умер от удара по голове чем‑то тяжелым, вон на голове запеклась кровь?
– Не спешите, молодой человек, устанавливать причину смерти – моя работа. А ваша – найти того, кто это сделал, – несколько ревниво заметил врач. Однако после осмотра его выводы были аналогичны:
– Били тяжелым острым предметом. Скорее всего, небольшой топорик, удар нанесен с большой силой.
– Спасибо, – поблагодарил следователь и задал вопрос уже всем присутствующим: – Вот только где сотрудник почты?
– А он недалеко лежит, ваше благородие, – пояснил унтер‑офицер. – Идемте, я покажу.
В сорока пяти саженях[1] от повозки обнаружился труп почтового служащего Беляева. Он упал лицом вниз, на спине на тулупе виднелись два темных пятна – следы от выстрелов.
– Входные отверстия большие. Почти с пятнадцатикопеечную монету, – пояснил подошедший врач.
[1] Сажень – старорусская единица измерения расстояния (приблизительно 2,1 м). «В сорока пяти саженях» – примерно в ста метрах.
