Починить то, что сломано

– Дверной замок явно цел, никаких следов взлома или царапин, – сообщил офицер из коридора. – Мисс Батлер, вы уверены, что никому не давали ключи?

– Только соседке. Бонни?

– Да, у меня есть запасной комплект, – подтвердила девушка с собакой.

– Можете проверить не пропал ли он?

– Конечно, подниметесь?

Судя по удаляющимся шагам, офицер последовал за Бонни на третий этаж, чтобы убедиться в правдивости ее слов и, заодно, задать несколько вопросов.

– У вас есть враги, мисс Батлер? – неожиданно спросил второй полицейский, что стоял рядом.

– Что?.. – Микки даже растерялась.

– Может быть, вы недавно расстались с парнем или девушкой?

Он что, издевался? Или они все в сговоре? Все вокруг сговорились, чтобы свести Мишель с ума. Может, это какой‑то социальный эксперимент и у служителя закона на фуражке спрятана скрытая камера. А начал это все Дин? Наверняка офицер с Бонни просто мило беседуют и смеются над дурочкой мисс Батлер. Точно, так и есть! Микки понимала, что теряет самоконтроль и уже слишком долго не отвечает на вопрос.

– Мишель! – в квартиру, не спрашивая разрешения, ворвался Коул, взмыленный и лохматый. – Ты… не отвечала на сообщения.

Только его в этом дурдоме не хватало. Почему все не могли просто уйти, ничего не спрашивать и не требовать, просто оставить Микки в покое?

– А вы кто? – тут же переключил свое внимание полицейский.

– Я парень Мишель, – легко соврал Коул. – Расскажете, что случилось?

– Значит, ссор у вас не было?

Мужчина в форме неохотно разговаривал с мистером Спарксом, но Микки даже такой поворот ситуации устраивал. Пусть они решат все формальные вопросы, а она наконец‑то отдохнет. Девушка тяжело повалилась в кресло и сжала пальцами виски. Как от одного человека может быть столько проблем? Этот Дин что, серийный маньяк или насильник? Кто вообще вламывается в чужие квартиры? И откуда у него, черт побери, ключи?

– Мишель, – к ней подошел Коул, наклонился и заглянул в глаза своим чертовым проницательным взглядом. – Ты уверена, что ничего не пропало?

– Да, там побрякушки, там техника, – девушка просто очень хотела, чтобы все закончилось.

– А ценные не в материальном смысле вещи?

Она нахмурилась. Это что еще за шарады? Типа, Дина посадят за то, что он разбил ей сердце?

– Что‑то важное для тебя, – пытался объяснить Коул.

Интуитивно Микки посмотрела на коробку под стеллажом. Альбомы с ее детскими фотографиями, с полароидными фотографиями родителей – все материальное, что от них осталось.

– Нет…

Коробка стояла неровно, крышка топорщилась. Так не было раньше, Мишель всегда аккуратно обращалась с этими воспоминаниями.

– Нет‑нет‑нет…

Девушка встала, тут же опустилась на колени и подползла к стеллажу, осторожно выдвинула свое «сокровище», замерла. Она чувствовала, что что‑то не так, словно видела сквозь картон. Фотографии мамы и папы, старые, в единственном экземпляре. Их нельзя просто взять и снова распечатать – на обратной стороне снимков родители всегда оставляли заметки: о путешествиях, о памятных событиях, признания друг другу. Это было милой традицией, эти заметки нельзя повторить.

– Мишель?

Коул подошел ближе, полицейский смотрел скептически, постукивая ручкой о корешок блокнота, в который записывал показания. А Микки не могла решиться, пальцы дрожали, когда девушка поднимала крышку. Каким человеком надо быть, чтобы тронуть такие вещи? Она заглянула медленно, осторожно, и тихонько всхлипнула – коробка была наполнена обрывками, клочками фотографий и записок, Мишель видела кусочки с фрагментами записей почерком отца. Все воспоминания – уничтожены, растоптаны.

– Мишель? – ласково повторил Коул, явно ожидая ответа.

Но Микки не могла говорить, только подняла на мужчину затуманенный слезами взгляд. Это бесчеловечный поступок, подлый, такое могло прийти в голову только душевнобольному. До боли сжав челюсти, Мишель поднялась на ноги, жестом показала полицейскому, что надо подождать, быстро прошла в ванную, закрыла дверь и, уткнувшись лицом в пушистый халат, завыла что было мочи. Слезы сами покатились из глаз, воздуха не хватало, Микки выныривала, чтобы вдохнуть, и плакала, плакала, плакала.

Нервный срыв? Очень похоже на то. Мишель не знала, сколько времени провела в таком положении, она словно наблюдала за собой со стороны и ждала, когда плечи перестанут вздрагивать, а глаза высохнут. У любого нервного срыва есть финал, когда не остается ничего. Микки думала, что хуже, чем позавчера вечером быть уже не могло. Как оказалось – могло. Горло противно болело от постоянного напряжения, голоса почти не осталось.

В какой‑то момент девушка обнаружила себя сидящей на холодном кафеле ванной с халатом в руках и стянутой от соли кожей лица. Мишель на автомате поднялась, умылась, посмотрела на себя в зеркало. Она дошла до этого состояния – внутри ничего не было, никаких чувств, никаких эмоций, сплошная темень и пустота. А за дверью, наверное, все еще ждали полицейские. Сколько времени прошло? Микки не могла понять, но теперь разговоры ее не пугали: быстрее начнет – быстрее закончит.

 

Глава 5

 

Каково было удивление, когда Мишель поняла, что в квартире никого нет. Входная дверь закрыта, комнаты пусты, девушка обошла все дважды, пока не заметила на балконе силуэт курящего мужчины. Дин? Да плевать, хоть сам дьявол.

– Эй, – позвала Микки, не зная, как обратиться.

Мужчиной оказался Коул, а Мишель даже не удивилась. Окей, теперь надо и его выставить. Не вежливо? Плевать.

– Мишель, – он торопливо затушил сигарету и нырнул в полумрак комнаты. – Ты… что мне сделать?

– Уйти, – отрезала девушка.

Ее не интересовало, куда делись полицейские, соседка с собакой, ценные или бесценные вещи; все потеряло смысл.

– Эм, не могу, – Коул развел руками. – Я вызвал мастера, который заменит замок на двери на новый и установит сигнализацию. Скорее всего, Дин сделал дубликат ключей. Принести тебе чай, налить воды?