Почти мертвы
Я из кожи вон лез, чтобы попасть на эту встречу. Ее назначили аж за полтора месяца. Я подготовился, как перед интервью, запомнил такие подробности, которых не знал даже сам дьявол. А потом пришел на встречу, и меня отшили только потому, что «случилось кое‑что неожиданное»? Какого черта? Я проклинал себя за это самоедство.
Будь я чуть более просветленным, то увидел бы в этом и светлую сторону. В конце концов, я ведь работал в одной из самых конкурентных отраслей в мире. У меня был влиятельный агент, который предоставил мне доступ ко всем крупным игрокам и внушил, что скоро и я сам стану таким. Но этого так и не произошло. Я прожил в Лос‑Анджелесе почти восемь лет, но все еще чувствовал себя ребенком, который стоит перед аквариумом и рассматривает ярких рыб, прижавшись лицом к стеклу. Я пытался полюбить протяженные хайвеи (только не вздумайте называть их автострадами!), бесконечное лето, даже за бейсболистов из «Доджерс» начал болеть, но Лос‑Анджелес по‑прежнему казался мне очередным приятелем очередного знакомого, здесь не было ничего полностью принадлежавшего мне. Даже моя карьера и та не принадлежала мне полностью. В Голливуде крутятся большие деньги, но их надежно оберегает целая сеть привратников, мастерски морочащих новичкам голову.
Голливудская элита заботится только о своих. По сравнению с ними я был пришельцем из другого мира, и меня скорее терпели, чем воспринимали как дорогого гостя – пускали в дом, но за стол не звали.
Однако Голливуду нужны мечтатели вроде меня, потому что без посторонних не может быть своих. Поэтому время от времени привратники бросают нам кость, чтобы мы и дальше пускали слюни у двери. А мы с голодухи хватаем объедки с их стола, надеясь вступить в игру наравне с ними, похвастать перед всеми заключенной сделкой. Таких, как я, были тысячи, они скреблись в закрытую дверь, но внутрь попадали лишь единицы. В конце концов в прокат выйдет только крошечная горстка фильмов. И я, сценарист почти без принятых сценариев, был частью этого огромного механизма, который не переставал работать, но почти ничего не производил.
Так почему же я просто все не бросил? Эта игра в обхаживания с легкой эрекцией затягивала. Каждый раз, когда мне хотелось сдаться (например, сейчас), прямо перед носом у меня появлялась морковка (например, мегазвезда выказывала интерес к моей идее), и, казалось бы, делов‑то – протяни руку и хватай, но не тут‑то было. The Eagles были правы на все сто: Голливуд – это «Отель Калифорния»[1]. Хочешь не хочешь, но как только он вцепится в тебя когтями, сбежать уже невозможно.
Лежа той ночью в постели, я думал о будущем. Возможно, в «Нью‑Йорк таймс» найдется для меня место, но возвращаться в газету было все равно что отступить. Печатные издания умирают. Деньги, славу и возможность дотянуться до людей в самых дальних уголках земного шара можно получить только через кино. Я хотел, чтобы мои истории разворачивались на большом экране под саундтрек из колонок с объемным звуком, чтобы их на фоне великолепных пейзажей рассказывали актеры, от таланта которых замирает сердце. К тому же я не мог просто позвонить бывшему шефу и попросить работу. Мне нужна была причина – интересная история.
Разумеется, искать ее я не собирался. Но порой интересные истории находят меня сами.
Глава 6
– Хочешь, расскажу кое‑что странное? – спросила Либби, когда я присоединился к ней за завтраком.
Для пилатеса она натянула гладкие легинсы, а волосы собрала в высокий хвост. После пробуждения я еще не оделся и был в боксерах и белой футболке.
– Конечно, – ответил я, чтобы ей потрафить.
У Либби были иные представления о странном, нежели у всех остальных. Она считала странным чай с молоком, хотя целая нация, делившая с ней добрую часть генов, пила чай с молоком каждый день.
– Кендрики не числятся владельцами своего дома. Я проверила.
«Что действительно странно, так это то, что ты решила это проверить», – подумал я. Но подыграл ей.
– Хм, – безразлично произнес я. – А кто же владелец?
– Какая‑то компания под названием «Счастливый случай», – сообщила она.
– Может, спросишь у них? – невозмутимо продолжал я.
– Это ведь ты у нас журналист‑расследователь, – парировала она.
Ага, но мне на них плевать. Однако и эту мысль я высказывать не стал.
– Хорошо тебе позаниматься, – отмахнулся я.
Она откинула хвост и потрусила к машине. Я не мог не восхищаться тем, как она придерживается своих ритуалов даже в трудные времена. Она никогда не пропускала занятия в спортзале, делала макияж даже ради похода в продуктовый магазин, придумывала затейливые блюда, от которых не отказывались даже наши привередливые девочки. Когда я сидел без работы, она становилась раздражительной, но никогда не позволяла себе опускать руки. Когда я раскисал, она сохраняла стойкость, когда я упивался самоуничижением, она оставалась уверенной в себе. Мы были живым доказательством того, что противоположности притягиваются. Можно сказать, она обладала всеми положительными качествами. Самым же большим моим достижением пока что было то, что я сумел ее заарканить.
Я натянул треники и пошел в гараж. Марго нужен был новый письменный стол, и я решил смастерить такой, чтобы влезал под ее кровать‑чердак – тоже моих рук дело. Открыв дверь гаража, чтобы впустить немного солнца, я заметил Холли Кендрик – она возилась со скамейкой у крыльца. Я направился к ней.
– Привет, нужна помощь? – спросил я.
– Ой, привет, Энди, – сказала она.
Ее щеки раскраснелись. На ней была розовая майка с глубоким вырезом, и я не мог не отметить великолепную фигуру – полную грудь и тонкую талию. Я постарался не пялиться так откровенно.
– Дурацкая скамейка – просто что‑то с чем‑то. Стоит кому‑то сесть, и она чуть не переворачивается. Я хотела затянуть болты, но у меня нет инструментов.
Я осмотрел основание скамейки и тут же определил, в чем дело.
– С болтами все в порядке. Здесь не хватает опорной перекладины. Поэтому скамейка и шатается. – Я показал, и Холли нагнулась, чтобы посмотреть. Ее декольте оказалось так близко, что я почувствовал, будто нахожусь в дешевом порнофильме. Я сделал шаг назад. – Могу починить, если хочешь. У меня есть все необходимое. Для меня это вроде как хобби.
– Я не хочу тебя беспокоить, – ответила она.
– Да ладно, мне нетрудно, – настаивал я. Она, похоже, колебалась, и я добавил: – Или, если твоему мужу нужны инструменты, могу одолжить ему.
Она поморщилась, словно откусила что‑то кислое. Я вдруг осознал неприкрытый сексизм моего предложения и потому сказал:
– Или могу показать тебе, как это делать.
[1] В песне Hotel California описывается роскошный отель, из которого невозможно выбраться.
