Под сенью жёлтого дракона

– Прилёг отдохнуть… – сказал он так, словно оправдывался. И приподнялся на локтях.

Мэн Циншу заботливо приподняла подушку, чтобы ему было удобнее.

– Болеть не надо, – сказал Владимиров первое, что пришло на ум. – У нас ещё впереди много дел…

Ван Мин грустно улыбнулся и кивнул головой.

– Вы правы, – ответил он. – Болеть некогда… Особенно сейчас. – И обратился к жене: – Ты иди к себе… А мы поговорим. – Когда Мэн Циншу вышла, продолжил: – Я вот о чём хотел с вами и посоветоваться. В последнее время в нашем руководстве складываются крайне нетерпимые отношения. Людей настраивают одного против другого, плетутся интриги… Если дело и дальше так пойдёт, мы скоро начнём стрелять друг в друга…

– Это плохо, – сказал Владимиров.

– Очень плохо, – подтвердил Ван Мин и тыльной стороной ладони вытер вспотевший лоб. Виновато улыбнулся и спросил: – Вы хорошо знаете Лю Шаоци?

– Нет, – ответил Владимиров. – Совсем не знаем…

– Он был военным комиссаром четвёртой армии, – пояснил Ван Мин. – Затем, некоторое время, представлял Особый район в Чунцине. Сегодня Кан Шэн усиленно тащит его наверх. Зачем я не знаю, но могу догадываться: по‑моему, он готовит замену Мао Цзэдуну…

Ван Мин умолк, откинулся на подушку и прикрыл глаза. На его лбу снова появились капельки пота.

«Да с тобой, друг ты наш, плохо дело…» – подумал Владимиров, глядя на Ван Мина. А вслух сказал:

– Может вам пройти полное медицинское обследование? Ну… На всякий случай…

Ван Мин открыл глаза.

– Пройдёт, – сказал он. – Вчера весь день на ногах был… Полежу немного и встану… И ещё вот о чём я хотел сказать. По поводу статьи в «Цзенфан Жибао». Вы её, наверное, уже читали…

– Читали, – ответила Владимиров.

– Её подготовил Чэнь Бода. Имя Мао Цзэдуна поставили уже в редакции. Я понимаю – это особого значения не имеет, но всё же надо иметь ввиду. Создается единая платформа вокруг Мао. Но и там не всё так гладко. На днях от них отошёл Ван Цзясян. С Мао он был в хороших отношениях, а с Кан Шэном жили, как кошка с собакой…

– А что со съездом? – решил спросить Владимиров.

Ван Мин качнул головой.

– Не знаю… – ответил он. – Кроме Мао, наверное, никто не знает… Больше половины делегатов съезда уже съехались в Яньань. А даже Пленума ЦК не было, который и должен назвать дату проведения съезда… Знаете, как древние греки говорили по такому поводу? «Медлительность борется с бедами всю жизнь». А наша беда уже переросла в болезнь…

От Ван Мина Владимиров с Южиным возвращались с тревожным чувством и от разговора с ним, и от состояния его здоровья.

– …Надо отправить донесение в Москву, – проговорил Владимиров. – Ван Мин прав: Исполком Коминтерна, если он действительно в состоянии влиять на то, что происходит здесь, должен срочно вмешаться…

– Да плевать они хотели на Коминтерн! – вдруг обозлился Южин. – Они тут сами себе: и маленькие императоры, и большие мандарины!.. Как всё это уже осточертело!.. Честное слово, Пётр Парфёнович!..

Владимиров с удивлением посмотрел на Южина.

– Мне тоже, Игорь Васильевич, – неожиданно признался он. – Ну, ты же сам знаешь, зачем мы здесь. И потому придётся работать. Потом отдохнём… Ты куда собираешься поехать на отдых после возвращения домой? – Вдруг спросил он.

Теперь уже Южин с удивлением взглянул на Владимирова.

– Я ещё не решил, – буркнул он и вдруг рассмеялся. – Ну, ты даёшь, Пётр Парфёнович!..

– А мы с Марией и ребятами поедем в Крым, – продолжил Владимиров мечтательным голосом. – На Кубани был, а вот в Крым не удалось съездить…

Южин ещё раз посмотрел на Владимирова, и они оба рассмеялись.

Когда уже подъезжали к дому, Владимиров снова заговорил о Ван Мине.

– Не нравится мне его болезнь, – сказал он. – Надо поговорить с Орловым. Пусть внимательно обследует его. Ван Мин нам нужен живым и здоровым…

 

4

 

По словам местных жителей с середины октября ежегодно яньанскую долину накрывают жёлтые пылевые бури, которые рождались в пустыне Гоби и проносились над Северо‑Восточным Китаем.

В этом же году, словно сжалившись над людьми, всю середину месяца стояла тихая погода с прозрачным воздухом, наполненным запахами осени грустной и тревожной.

…Двадцатого октября во второй половине дня Владимиров получил приглашение к Мао Цзэдуну.

Об этом сообщил ему Сяо Ли.

Как и предполагал Владимиров, Мао Цзэдун оказался не один. Рядом с ним у камина сидел в кресле Кан Шэн. За столом Цзян Цин, Су Фи и доктор Ма Хайде играли в костяшки.

Мао, как он это делал часто, завидев Владимирова, пошёл ему навстречу и, дружески улыбаясь, проговорил:

– Здравствуйте, товарищ Сун Пин! Вы давно не были у нас. Обиделись?

– Нет, товарищ председатель. Я не из обидчивых, – ответил Владимиров. – А напрашиваться в гости не в моих правилах.

– Это очень хорошо, – заметил Мао, провожая Владимирова ко второму креслу, в котором сидел только что. Усадил его, а сам остался стоять. И продолжил: – Обида – это такое чувство, которое не выражает ни достоинства, ни благородства человека. – Кан Шэн в это время встал, молча предлагая Мао Цзэдуну сесть, но тот не обратил на него внимания и продолжил: – У Конфуция как‑то спросили: «Что надо сделать, чтобы стать благородным человеком?» Конфуций ответил: «Если в человеке ответственность превосходит воспитанность, он подобен деревенщине. Если же воспитанность превосходит ответственность, он подобен учёному‑книжнику. После того, как воспитанность и ответственность уравновешиваются в человеке, он становится благородным». Мудрые слова. Не правда ли?

– Действительно мудрые, – согласился Владимиров.

Цзян Цин, Су Фи и доктор Ма Хайде тоже поздоровались с Владимировым.

Доктор Ма Хайде подошёл к ним, а Цзян Цин и Су Фи направились на кухню и через несколько минут вернулись с подносами, на которых принесли и расставили на столе две бутылки китайской водки, чашечки с земляными орешками, любимой закуской Мао, тарелки с рисовыми лепешками, соевый соус в мисках, чашку со стручковым красным перцем и стаканы из тонкого стекла с изображением дерущихся драконов.

– Прошу к столу! – пригласил Мао. И обратился к Владимирову: – А вас прошу сесть рядом со мной.

Кан Шэн тоже сел рядом с Мао по другую сторону. Остальные расселись напротив.