Под сенью жёлтого дракона

В глазах у Цзян Цин загорелись игривые искорки.

– А мы тоже с Су Фи захотели на речку посмотреть… Это она сейчас такая тихая, а после дождей и особенно весной она становится, как разъярённая тигрица…

И снова глаза Цзян Цин загорелись игривыми искорками, но тут же погасли.

Глядя на неё Владимиров невольно подумал: «Да… А ты умеешь управлять своими эмоциями». А вслух сказал:

– Это хорошо или плохо, что река превращается в разъяренную тигрицу?

И тут же пожалел, что спросил об этом.

– А можно мне ответить? – вступила в разговор Су Фи. Выжидающе глянула на Цзян Цин, потом перевела взгляд на Владимирова. И только после этого продолжила: – Хорошо для тигрицы и плохо для того, на кого она охотится…

Слова Су Фи, видимо пришлись не по душе Цзян Цин, потому как на её лице сразу появилась тень недовольства.

– Нам пора ехать… – проговорила она и попросила охранников подвести лошадей.

– А как поживает Колля? – спросила Су Фи. – Он у вас всегда занят?

– Работа у него такая, – ответил Владимиров.

– Жалко… – проговорила Су Фи. – Какой он несчастный…

На что Цзян Цин сухо заметила:

– В счастье человек должен быть умерен…

– Да, да… – покорно согласилась Су Фи.

Когда Цзян Цин с Су Фи отъехали, Алеев, глядя им вслед спросил:

– Пётр Парфёнович, а ты знаешь, кому принадлежат эти слова о счастье?

– Конфуцию? – насмешливо произнёс Владимиров.

– Нет! – ответил Алеев. – Правителю Древнего Коринфа могучему Периандру, который ввёл закон о порядке чеканки монет, установил госпошлину на ввозимые и вывозимые товары и ввёл закон о налогах на роскошь!

Владимиров удивленно покачал головой.

– Ты полагаешь, Цзян Цин знает что‑то о Периандре? – неуверенно спросил он.

– Женщины всегда знают больше, чем мы думаем, – ответил Алеев. – С ними надо всегда держать ухо востро… А с этими особенно…

 

4

 

Первая половина ноября прошла в тревожном ожидании сводок Совинформбюро с Юга России. Ждали их с нетерпением и в руководстве Особого района. Все понимали: от исхода сражения за Сталинград будет зависеть многое не только на Волге, но и здесь и на всём Дальнем Востоке.

Зарубежные радиостанции теперь ежедневно сообщали об успешных боях советских войск на Волге. И уже казалось на второй план ушли их сообщения о боях в Египте союзников под командованием генерала Александера против немецкой группировки войск во главе с Роммелем.

Не обходили они молчанием и прилёт генерала Хэрли в Москву, где он передал Сталину личное послание президента США Рузвельта.

Наконец девятнадцатого числа в конце дня Долматов принял первое радостное сообщение о фланговом наступлении советских войск под Сталинградом и прорыве обороны противника в глубину до семидесяти километров, а также о разгроме немецких войск под Орджоникидзе и успешных боях под Туапсе, где немцев остановили всего в нескольких километрах от берега моря.

Когда Долматов сообщил об этом, в доме все кричали «Ура!» до хрипоты, а когда успокоились, Южин сказал:

– Это начала их конца!.. – и с мольбой в голосе обратился к Владимирову:– Пётр Парфёнович, ну разреши по такому поводу…

– Хорошо. Разрешаю, – ответил. – Коля, организуй всем по сто грамм… За такое грех не выпить!..

Когда Риммар разлил разведённый спирт по чашкам, Южин снова обратился к Владимирову:

– Пётр Парфёнович, тебе слово.

Владимиров обвел всех посветлевшем взглядом.

– За нашу победу! – сказал он.

Наверное, слова его прозвучали долгожданной музыкой в душе у каждого сидящего за столом, потому как каждый повторил:

– За нашу победу!

…После ужина Владимиров с Долматовым вышли на крыльцо дома. Ночь уже вступила в свои права, и чернильная темнота поглотила всё вокруг. И только на безбрежном куполе неба среди тускло по‑осеннему мерцающих звёзд ярко выделялась одна звезда – Полярная. Влажный воздух невидимыми потоками стекал с гор в долину, принося с собой холод. Долматов поплотнее запахнул ватную куртку.

– Так незаметно и зима подкрадётся… – сказал он. – А угля у нас маловато…

– Что поделаешь, – ответил Владимиров. – Нам выдали по норме. – И вдруг спросил: – Леонид Васильевич, а что ты думаешь о нашем поваре?

Долматов слегка пожал плечами.

– Парень, как парень… Аккуратный и готовит хорошо. А почему ты спросил?

– Да так… – Владимиров немного подумал, затем продолжил: – Я вчера зашёл на кухню и совершенно случайно заглянул за коробку с рисом. А там – маузер… Зачем повару маузер? Это роскошь для простого китайца.

– А ты спросил у него?

– Нет…

– А почему?

Владимиров ответил не сразу.

– Я вот что думаю… – наконец медленно проговорил он. – Давай завтра пригласим его, посадим за стол и поговорим по душам…

– Как знаешь, – ответил Долматов. – А я бы спросил сразу…

На следующий день, как только Чан появился на кухне, Владимиров послал за ним Риммара.

Чан вошёл в дом, с почтением поздоровался и остановился у двери.

– Проходи, Чан, присаживайся, – сказал Владимиров. И выждав, когда тот сел за стол, продолжил: – Я видел у тебя маузер. Вещь дорогая. Не каждому по карману, да и не каждому здесь разрешено иметь такое оружие. Зачем он тебе?

Владимиров ожидал, что от прямого вопроса Чан заволнуется или хотя бы смутится, однако тот спокойно ответил:

– Это не мой маузер…

– А чей? – насторожился Долматов.

– Цзян Цин мне его дала в тот день, когда приехали к вам.

Все, кто был в комнате, невольно переглянулись.

– Зачем? – теперь уже спросил Владимиров. Он был удивлён не менее других ответом Чана.