Под сенью жёлтого дракона

…После ужина Владимиров с Долматовым вышли на крыльцо дома. Ночь уже вступила в свои права, и чернильная темнота поглотила всё вокруг. И только на безбрежном куполе неба среди тускло по‑осеннему мерцающих звёзд ярко выделялась одна звезда – Полярная. Влажный воздух невидимыми потоками стекал с гор в долину, принося с собой холод. Долматов поплотнее запахнул ватную куртку.

– Так незаметно и зима подкрадётся… – сказал он. – А угля у нас маловато…

– Что поделаешь, – ответил Владимиров. – Нам выдали по норме. – И вдруг спросил: – Леонид Васильевич, а что ты думаешь о нашем поваре?

Долматов слегка пожал плечами.

– Парень, как парень… Аккуратный и готовит хорошо. А почему ты спросил?

– Да так… – Владимиров немного подумал, затем продолжил: – Я вчера зашёл на кухню и совершенно случайно заглянул за коробку с рисом. А там – маузер… Зачем повару маузер? Это роскошь для простого китайца.

– А ты спросил у него?

– Нет…

– А почему?

Владимиров ответил не сразу.

– Я вот что думаю… – наконец медленно проговорил он. – Давай завтра пригласим его, посадим за стол и поговорим по душам…

– Как знаешь, – ответил Долматов. – А я бы спросил сразу…

На следующий день, как только Чан появился на кухне, Владимиров послал за ним Риммара.

Чан вошёл в дом, с почтением поздоровался и остановился у двери.

– Проходи, Чан, присаживайся, – сказал Владимиров. И выждав, когда тот сел за стол, продолжил: – Я видел у тебя маузер. Вещь дорогая. Не каждому по карману, да и не каждому здесь разрешено иметь такое оружие. Зачем он тебе?

Владимиров ожидал, что от прямого вопроса Чан заволнуется или хотя бы смутится, однако тот спокойно ответил:

– Это не мой маузер…

– А чей? – насторожился Долматов.

– Цзян Цин мне его дала в тот день, когда приехали к вам.

Все, кто был в комнате, невольно переглянулись.

– Зачем? – теперь уже спросил Владимиров. Он был удивлён не менее других ответом Чана.

– Она сказала, чтобы я охранял вас… Но чтобы вы не знали об этом… И чтобы никто не знал… Если не верите мне, можете спросить у неё…

В последних словах Чана прозвучала нескрываемая обида.

Владимиров поочередно посмотрел на Алеева, Южина и Долматова, затем перевёл взгляд на Чана. По всему было видно, что он говорил правду.

– Ну почему мы не должны тебе верить? – сказал Владимиров. – Мы верим…

Чан посветлел в лице.

– Я могу идти? – спросил он. – А то мне ещё готовить надо…

– Конечно, иди, Чан, – разрешил Владимиров. – И не обижайся на нас.

– Я не обиделся, – ответил он. – Цзян Цин за вас очень беспокоиться, – добавил он уже с улыбкой.

Когда за Чаном закрылась дверь, первым заговорил Южин.

– А я не верю ему, – вдруг сказал он.

– Почему? – удивился Владимиров.

– Пётр Парфёнович, с какой стати Цзян Цин беспокоиться за нас? – мрачно возразил он. – Да так, что она дала нашему повару маузер? – И махнул рукой.

– Ну‑у‑у… Игорь Васильевич!.. – укоризненно проговорил Алеев. – Ты просто не знаешь женщин. Их поведение зачастую не поддается никакой логике… Что же касается Цзян Цинца, она скорее всего является исключением…

…Двадцать четвёртого ноября из Москвы пришло ещё одно радостное сообщение: советские войска под Сталинградом в результате фланговых наступлений завершили окружение немецко‑фашистской группировки и замкнули смертельное кольцо в районе Калача.

…В полдень в доме появился Сяо Ли и сообщил, что Кан Шэн спросит Владимирова срочно приехать к нему по очень важному делу.

Постоял, осмотрелся по сторонам так, как будто был здесь впервые, затем попрощался и вышел из дома.

Южин, который в это время собрался ехать к Бо Гу за материалом для очередной своей статьи в «Известия», сказал:

– Поеду к Бо Гу завтра… Куда интереснее узнать, что нового приготовил для нас товарищ Кан Шэн. – И продолжил пока Владимиров собирался: – Странная личность этот Кан Шэн… С одной стороны – не подкопаешься: в 1927 году руководил уличными боями рабочих дружин в Шанхае, заведовал отделом ЦК партии, был членом Политбюро, в 1939 году его даже избрали секретарем ЦК. В Москве участвовал в работе одного из Пленумов Исполкома Коминтерна и даже был избран делегатом седьмого конгресса Коминтерна… А с другой стороны – человеконенавистник, коварный по своей натуре, без стыда и совести. Интересно, как всё это может уживаться в одном человеке?

– Очень просто, – ответил ему Алеев. – Для этого надо быть Кан Шэном…

…Кан Шэн встретил Владимирова на этот раз на удивление приветливо. Предложил сесть за стол, сам сел напротив и распорядился подать чай.

– …Я бы и сам к вам приехал, – продолжил он, – однако дел в последние дни в связи с подготовкой к съезду столько навалилось… Город наводнен гоминдановскими шпионами. Если что случится… – и Кан Шэн удрученно качнул головой.

В это время принесли чай. Кан Шэн выждал, когда охранник выйдет, и продолжил:

– Вы на меня не смотрите, товарищ Сун Пин, пейте. Я перед вашим приходом уже попил чай… Да! Хочу сразу вас поздравить с успехом Красной Армии под Сталинградом. Даже представить себе трудно, как это удалось вашему командованию! – Кан Шэн умолк на мгновение, затем продолжил: – А вы знаете, я знаком с командующим 62‑й армии товарищем Чуйковым! – и заметив неподдельное удивление на лице Владимирова, не без гордости продолжил: – Мы с ним познакомились в Чунцине, когда он там работал военным атташе…

– Я рад этому, – ответил Владимиров. – Вот видите, сколько у нас общего, если внимательно присмотреться друг к другу, и кое‑что вспомнить.

Слова Владимирова, видимо, показались Кан Шэну не совсем понятными. Это было заметно по его лицу, на котором появилась настороженность, однако он всё же энергично закивал головой.

Этот человек, которого все боялись и ненавидели, сейчас казался простым, доверчивым и даже немного смущенным.

«Артист, – подумал Владимиров, – или жизнь всё же учит его чему‑то…»