Похищенная викингом

Эльфвина давно знала, что стоит держаться подальше от шептунов и любителей инсинуаций. Задолго до того, как Эдуард собственным мечом снес голову тому громкоголосому придворному. Она понимала, что это в ее интересах, ведь она не желает себе той же участи.

Мать учила ее никогда не забывать, что даже гобелены могут слышать и передать сказанное врагам. Лучше произносить лишь слова воспевания и покаяния, и лишь обращаясь к небесам. Все, кто стремился использовать Эльфвину в своих интригах, с горечью обнаруживали, что в ее присутствии могут только возносить молитвы. Только это ее и спасало.

«Решила вступить в сговор со своими ухажерами, племянница? – спросил Эдуард, когда впервые прибыл в Тамворд, повергнув двор в ужас и заставив трепетать от страха. – Или ты уже с ними заодно? Это к их голосам ты прислушиваешься даже сейчас?»

И в тот раз она прибегла к проверенному способу защиты и спросила кротко, смиренно потупив взгляд: «Надеюсь, я достаточно глубоко погрузилась в молитву, дядюшка, чтобы слышать лишь голос Бога».

Слишком набожна, чтобы заметить угрозу. Целомудренна, чтобы обратить хоть малейшее внимание на мужчин, считавших себя достойными занять место ее матери. Или претендентам достаточно оказаться безрассудными, чтобы прямо или косвенно бросить вызов ее дяде.

Норманн, так уверенно прижимавший ее к себе, не был похож ни на одного человека, встречаемого ею ранее. В каждой его фразе была доля правды. Она ощущала это нутром, и еще то, что от близости его тела охватывает жар, словно вспыхивает в груди пламя.

Правда в том, что невозможно даже предположить, что ее ждет в будущем, и она отчетливо это понимала. Этот дикарь способен сделать с ней все, что пожелает, и нет сомнений, что он так и поступит.

Помимо осознания этого ей необходимо смириться с неотвратимой судьбой. Это ее удел, так было всегда.

Она не обольщалась и даже не надеялась, что будь матушка жива, то поняла бы ее чувства и помогла найти лучший выход. Будь Этельфледа рядом, скорее всего, ничего не сказала бы.

Дочери могущественных правителей становятся в лучшем случае примерными женами, заложниками противоборствующих семейств, теми, на кого возложена миссия укрепления связей родов путем произведения на свет потомства. Отцы выдавали дочерей замуж за врагов. Дочери делили ложе с теми, кто мог убить их братьев. Женское сердце должно быть прочным, ведь в течение жизни ему предстоит не раз быть разбитым вдребезги, но при этом каждая часть его должна жить, чтобы выполнить долг.

Хорошо бы Эльфвине понять, что это за долг в ее случае.

Давлению руки на ее талии сопротивляться не было смысла. Грудь, которой касалась ее спина, была похожа на каменную стену. На мгновение она задумалась, как было бы прекрасно вести спокойную, размеренную жизнь в Уилтоне, дни ее проходили бы в молитвах и тихом миросозерцании, вдали от посягательств мужчин. Эльфвина поспешила отбросить эти мысли. Воин мог взять ее сразу, но отчего‑то этого не сделал.

«Ах, если бы всегда существовала приятная возможность выбора, – дерзко усмехнувшись, сказала бы сейчас матушка. – Если она есть, выбирай. А потом действуй. Чаще всего в жизни нам приходится довольствоваться лишь последним».

Он мог бы и убить ее, не медля, но тоже не сделал. Мог убивать медленно, прямо там, где остановил. Но на насилие не было и намека. Эльфвина решила, что надо счесть это благословением свыше. Благо. Подарок небес. А ведь ей было известно: в этом мире редко раздают подарки, которые потом не обходятся дорого.

Старая лошадка делала шаг за шагом, приближая ее к неизвестному будущему.

Остается гадать, послал ли дядя еще людей, поджидают ли они ее за следующим поворотом, чтобы схватить и убить. Или подобного не было в его мыслях. Или он поручил солдатам схватить ее и развлечься по своему усмотрению.

Эльфвина с трудом сдержала поднимавшуюся изнутри дрожь. Неужели дядя способен желать такую судьбу единственному ребенку родной сестры?

Девушка размышляла, пыталась оценить вероятность нескольких вариантов, краем глаза отмечая, что лес становится все труднее проходимым и мрачным. У нее нет ни каменного пояса, ни щита, которые могли бы стать защитой от неожиданностей темной ночи и нападения дикаря. Время шло, и она все больше склонялась к тому, что воин прав.

Дав ей в охрану двух нерадивых солдат, дядя хотел показать, как мало она для него значит, как мало его заботит, что с ней случится в дороге, главное, чтобы она исчезла из его жизни, любым способом, и больше не доставляла хлопот. Племянница ему не нужна, он хотел, чтобы та хорошо это усвоила. В определенном смысле это неплохо. Ведь, представляй она для него ценность, он ни за что не отослал бы ее от себя. Выдал бы, например, замуж за одного из нужных ему людей. Вероятно, матушка тоже планировала использовать дочь в интересах королевства, однако она никогда не допустила бы, чтобы дочь страдала. Эдуард же, скорее всего, даже не подумал бы о ее чувствах или о том, как будет относиться к ней выбранный в мужья. Она понимала мысли дяди лучше, чем ей самой хотелось бы.

Даже мужчина, испытывающий симпатию к супруге, в чьих руках власть, едва ли способен устоять от предъявления претензий на корону. А Эдуард не желал развязывать еще одну войну на своей территории, когда их и без того было немало у ее границ.

Данное Эльфвине позволение уехать было сделано лишь в своих интересах, а не ради ее блага. Учитывались также планы людей в Тамворде и всей Мерсии, возлагавших надежды на ее приход к власти, и их не разозлит его позволение набожной принцессе жить до конца дней в аббатстве в Уилтоне, и он будет выглядеть благодетелем. Позже, для устранения угрозы, будет достаточно отдать приказ убить ее, о его исполнении никто может никогда и не узнать.

Мысль не вызвала в ней ужаса, она знала, что короли всегда делают то, что хотят. Особенно ее дядя. Рядом с ним она всегда чувствовала себя пустым местом. Просто удивительно, что он не взял на себя устройство ее брака еще при жизни матери. Эльфвина знала, что была не единственной при дворе матушки, кто ожидал этого его шага.

Если норманн и солгал и впереди ее не ждут разбойники, ей все равно не удалось бы одной доехать до аббатства. Кто‑нибудь наверняка да нападет, это лишь вопрос времени. На лесной дороге может появиться немало преград для путника: разбойники, кабан, плохая погода, враждебно настроенные жители ближайшей деревни. Все это могло и определенно случилось бы с ней, если пришлось бы отправляться в путь в одиночестве. Старая лошадка, возможно, и не доковыляла бы до этого места.

У Эльфвины вновь возникла мысль, что этот грозный воин мог с легкостью уничтожить ее охрану. И ее саму. Он был способен на это и без щита и меча, учитывая силу своих рук. Мог, но не сделал. Как и ничего другого не менее ужасного для нее. Это можно поставить ему в заслугу. Впрочем, как посмотреть: вероятно, это повод опасаться за себя еще больше. Будущее непредсказуемо, хотя Эльфвина призналась себе, что немного расслабилась. Совсем чуть‑чуть.

– Не все в этой жизни должно быть сражением, Эльфвина. – В его низком голосе вновь слышались веселые нотки, причина этого была ей совсем непонятна. И еще меньше вспыхивающий следом жар в груди.

– Сказать так мог бы человек, который привык всегда побеждать, – парировала она, хотя и не стоило быть такой смелой. Она должна молиться, а не провоцировать.

Может, так влияет на нее лес? Или падающий на лицо снег? Слишком сильный контраст – ледяная кожа и огонь внутри. Может, это сделало ее безрассудной?