Покорять, а не быть покорённой

Он громко засмеялся смехом, больше похожим на шипение змеи, поставил руки в боки, отвернулся, прижал ладонь ко рту, опустил её и, повернувшись, вцепился в меня своим взглядом.

– Ты хоть понимаешь, что ты натворила? – начал он. – Во‑первых, ты сбежала с дома, во‑вторых, ты таким тоном заговорила с очень важными людьми на той встрече, и в‑третьих, ты чуть не убила человека.

– С какими людьми? Те брат и сестра? Да разве ты бы позволил кому‑то так к себе относиться? – воскликнула я и встала с кровати, оказавшись напротив него.

– Это дети важных партнёров, которые нужны нам для очень хорошей сделки. Ты хоть знаешь сколько в это вложено сил и денег? Ты хоть догадываешься?

– Ты не ответил на вопрос.

– Да плевать я хотел на эту гордыню и чувство самолюбия, когда речь идёт о таких масштабах. Ты вообще не должна была уходить из дома, тем более туда, тем более… – он затряс руками в воздухе и выпустил большое количество воздуха.

– А с каких это пор моё желание выйти, стало равносильно побегу из дома? – спросила я.

– Кто тебя отвёз туда?

– Я не скажу.

– Да больно надо. Сам узнаю!

Я хихикнула.

– Удачи!

– Тебе нет восемнадцати, и поэтому ты обязана отпрашиваться у меня. – грозно заявил он так, что я уставилась на него, готовая взорваться.

– Ты больше не имеешь надо мной никакой власти. – ответила я грубо, но по факту. – И как мне готовиться к тому, чтобы стать главой Pieta Morte, если ты запрещаешь мне участвовать в таких важных вещах!

– Тебе не обязательно совать свой любопытный нос в дела взрослых. – низким голосом начал он, смотря мне в глаза. – Сиди и занимайся вещами, которые твоего ума разума! Это от тебя и требуется.

Я почувствовала эту точку, которую он поставил в самом начале нашего начинающегося общения, спустя очень долгое время. Всё таки мы оба ещё не готовы к тому, чтобы начинать новую жизнь без мамы. С полминуты мы стояли и смотрели друг на друга в полной тишине. От брови до скулы, по лицу его потекла капелька пота.

– Ты на домашнем аресте. – сухо сказал он и вышел из комнаты, добавив: – И попробуй только ослушаться, ибо Стасу придётся очень несладко за его ослушание.

– Ненавижу. – прошептала я, закрыв глаза, чтобы сдержать слёзы.

 

. . .

 

Люди, машины, собаки, вот смех слышен с конца улицы, жаркое позднее осеннее солнце. Я сидела на подоконнике свесив ноги вниз, к кустам. Хоть это и был второй этаж, всё же очень высоко. Я пристально наблюдала за тем, как папа садится в свой мерседес и отъезжает от ворот. Когда он исчез из виду, зубы недовольно проскрипели.

Я посмотрела вперед. Почти голое дерево, в метре от меня, отдавало прохладой и цепляло мои волосы где только можно было. Персиковое или абрикосовое, я не помню… Хотя это было не важно, важно было сейчас – не отвлечься. Я полезла верх, обхватывая ладонью удобную ветку. Я уже знала наизусть куда ставить стопу и на какую ногу переносить вес. К тому времени, как я поднялась на самую верхушку этого невысокого дерева, я поняла, что мой идеально собранный хвостик уже не хвостик, а какая‑то швабра для мытья полов.

"вот чёрт"

С конца улицы доносилась ссора молодой пары. Мне показалось, что меня кто‑то зовёт. Я обернулась, крепко держась одной рукой за толстую ветку и пригляделась. По середине дороги, на улице, стояла маленькая девочка – дочка наших соседей. Она приветливо помахала мне ладошкой и наклонила в бок голову. Я сделала вид что не заметила её и отвернулась обратно к крыше, приготовившись к прыжку. Но остановилась. Закрыла глаза и глубоко вдохнула.

– Вкусно? – спросила я, наблюдая за малышкой, поглощающей ложками остатки моего любимого мороженного.

Мы сидели на бордюре у проезжей части, у нас на улице. Было уже прохладно. Девочка кивнула, и я слабо улыбнулась.

К сожалению, я не помнила её имени, но она знала даже мою фамилию и возраст. Когда‑то наши мамы дружили, общались, ходили друг к другу в гости. Я пеленала эту девочку, когда она была совсем крохой, катала в коляске, на санках, на велосипеде. На рождество я всегда к ним приходила и получала несколько сотен рублей, а потом к нам приходила малышка и получала несколько тысяч.

Сейчас, если я не ошибалась в расчётах, ей должно было быть семь лет. Её маленькое личико было очень милым и привлекательным, полностью соответствующим возрасту. Её большие голубые мамины глазки буквально смотрели мне в самую душу, а хрупкие плечики подрагивали всегда, когда она хотела смеяться. Сейчас ей было смешно… или холодно.

Я перевела взгляд на наш дом. За крышу почти зашло осеннее солнце, окрасив своими лучами весь горизонт. Небо было ослепительно красивым. Всё казалось оранжевым. Я будто смотрела на мольберт, разрисованный всеми оттенками оранжевого, по которому в конце провели мокрой кисточкой, размыв все цвета и создав шедевр с нежными переходами, красочными линиями и пёстрыми пятнами. Массивные облака, словно вата, окунутая в стаканчик с водой, цвета осенних красок, не оставили бы меня равнодушной, если бы не наш недавний разговор с папой.

– Моя мама тебя убьёт, если узнает, что я съела столько мороженного.

Я рассмеялась.

– А ей не обязательно это знать. Верно? – я повернулась к ней и подмигнула.

Мои руки потянулись к пачке сигарет. Грехом было не закурить под такой красивый закат. Девочка закивала.

– Да! Я люблю хранить секреты! – воскликнула она.

– Только потише! – шикнула я, и она засмеялась. – Иначе об этом секрете будет знать вся Москва.

Сделав долгий затяг, я выпустила облачко сладкого дыма изо рта и закрыла глаза, вдыхая прохладный воздух носом.

– Не смотри на меня так. – проворчала я.

– Мама, говорит, что курение очень вредно… Если ты куришь, значит ты умрёшь.

– Мы все рано или поздно умрём. – не открывая глаз сказала я. – Курение лишь приближает к смерти, что мне и на руку.

– Ты хочешь быстрее умереть? – испуганно спросила малышка. – Это же страшно…

– Совсем нет… умерев, ты не будешь чувствовать боли. Ни телесной, ни душевной. – я выпустила ещё одно облачко дыма.

Прошла минута.

– Значит курить – неплохо? – спросила она. Я остановилась перед тем как выпустить следующий затяг и тут же закашляла.

– Нет! – возразила я, пытаясь отмахнуть дым руками от своего лица и от лица ребёнка. Пришлось выкинуть сигарету. – Это вредно. Конечно вредно… Тебе умирать ещё очень рано. – я посмотрела на неё и улыбнулась. – Я просто вредная.