Предатель. Я не вернусь
– Помогите… – прохрипела кое‑как, на грани сознания.
Голове становилось холодно, так как я была без шапки и всему телу тоже.
Я лежала там и пыталась держать свое сознание. Но надолго меня не хватило, и я погрузилась во тьму боли и медленно стучащего пульса.
Глеб
Я виноват. Потому что ее недоверие выросло из‑за моего нежелания делить с ней все. Постель, дом, дети – это лишь часть семьи, остальное скрыто в доверии, любви, уважении.
В очередной раз я все сделал неправильно.
С Кариной у нас не было взаимопонимания. Все строилось на страсти, близости, но дальше я ее не пускал. А она устала ждать. В итоге – развод, что вполне закономерно.
Разве можно быть открытым до конца? Я так не умею, я думал, что в этот раз нас сплотит нечто другое, но ошибся.
Но злости во мне на Веру было так же много. Она, не подумав ни о себе, ни о сыне нашем поехала туда намеренно солгав. А узнав, что это плюс ко всему был тот самый игроман бывший я слетел с катушек.
Водитель позвонил и сказал, что она слишком долго у подруги. Это сразу меня вырвало из дел.
– Иди за ней быстро. Какой адрес? Я сейчас приеду.
Услышав этот район, даже не поверил сразу, что туда она поехала к подруге. С каждым метром внутри назревала буря страха. Она становилась все больше, а когда я встал в пробку мне позвонил водитель, я понял, что не зря меня крыло.
Приехал вместе со скорой наравне.
Говорить им кого спасать мне не пришлось. Они будут выбирать сначала мать, потом ребенка. Получится будут обоих.
Крови было так много, что запах стоял на весь пролет и выше.
Оставались вопросы: Кто? Зачем? Почему?
Но придурок вышел на нас сам. Как только уехала скорая мы вернулись, а эта тварь крадучись показалась из‑за двери.
– Ну привет, Рома. Я, кажется, тебя предупреждал?
– Я‑я‑я… я… это не я. Она сама. Я тут к другу приехал. Это не я…
– Это мы сейчас и узнаем.
Год назад этот шакал приходил и пытался выцепить Веру, но я его вовремя перехватил и доходчиво объяснил, что к чему. Вроде бы казалось, что он меня понял.
Он игрок. И видимо сейчас его приперли к стене, но меня это вообще не волнует.
Услышал его рассказ как все было и оставил водителя Веры и по совместительству охранника с ним, чтобы хорошенько ему объяснил кто он такой, а после чтобы адвокаты заперли его в тюрьме до конца дней, которых будет не так много у него.
– Все сделаешь и будешь свободен. Ты со своей задачей не справился.
– Да, Глеб Львович.
Поехал сразу в клинику, но входить туда боялся до ужаса.
Сестра работает здесь и была одна надежда на то, что она постарается сделать все что в ее силах.
Хотя она хирург. В любом случае я, не останавливаясь шел туда.
Поднялся на третий и наткнулся на Риту.
– Глеб, – она подошла ко мне и сразу же обняла.
Воспринимать это как сожаление я не торопился. Потому что хотел верить в то, что все обошлось.
– Привет. Тут Вера и…
– Глеб я знаю. Скажи, что произошло?
– Потом скажу, ты мне лучше ответь, где мои жена и сын?
– Вера в палате. Она пока что под наркозом. Еще пару часов проведет без сознания.
– И? А… сын? Ребенок как? – выговаривал по слогам.
Не знал каких богов молить о том, чтобы сжалились над ним. Подарили этот шанс. Но Рита молчала, опустив голову.
– Не ответишь? Где врач, который мне ответит? Кто проводил операцию? – начинаю говорить громче, нервы срывают тормоза, а самого трясет от понимания всего происходящего… произошедшего.
– Мне так жаль…
– Тебе жаль? Не надо жалеть. Найди врача, Рита, – уже кричу на нее, а сам прислонился к стене и медленно опускаюсь.
Мне не нужны были термины. Я знал итог. И с ним вошел в палату Веры, простояв перед окном все это время, пока она не пришла в себя.
Я не был готов к такому решению, которое ей озвучил, но иначе тоже не мог. Я буду видеть то, что сделала она, винить ее, себя. Она будет делать то же самое.
Мы пытались, но это привело к тому, что порознь будет правильно.
Ее доверие не появится вдруг, покажи я ей свою душу. А я не прощу ни ее, ни себя.
Это точка. И она неизбежна для нас.
Вера
Прийти в себя удавалось с трудом. И когда я открыла глаза я по‑прежнему лежала на том холодном полу, и сама была ледяной. Боль окутала всю меня от затылка и до кончиков пальцев, которыми я даже пошевелить не могла.
Попытка позвать на помощь снова провалилась и с очередным спазмом в животе, который ощущался как взрыв изнутри, я снова отключилась.
Дальше я парила по воздуху. Видела сквозь приоткрытые глаза то свет, то мрак.
После его монолога я ударилась в слезы. Чувство вины перед моим малышом глушило меня потоком агонии и сумасшествия.
Поверить его словам я не могла.
Может он его забрал? Может он решил меня наказать? Но как он мог уйти? Как мог вот так просто бросить одну?
Видимо так же, как я запросто поехала куда‑то к совершенно теперь незнакомому человеку и поставила под угрозу нашего сына.
– Прости, прости… прости… я так виновата, – глажу свой живот, который очень болел, но плевала я на эту физическую боль.
Не верю. Я не верю ему.
Это не правда.
Он врет.