Презумпция виновности. Россия. Наши дни. Книга 3
– Вот молодец, Валерон! Узнаю руку мастера. Вашими деньгами свои проблемы решить хочет. Слушай сюда. Во‑первых, тариф по Бэ‑эС – полтос в месяц, если платишь сразу за год, то триста. Это я тебе сейчас говорю про камеры со всеми удобствами, телевизором и холодильником. А если брать пустышки – без удобств, то тысяч за тридцать единоразово можно договориться. Клименко конечно мразота еще та, но не беспредельщик и пресс‑хатой мараться не будет. Поэтому, мой тебе совет: либо сам пытайся с Вальдемаром договориться за разумные деньги, либо вали оттуда. Хочешь, могу договориться, чтобы тебя ко мне перевели?
– Спасибо большое, Аслан! Я подумаю. Если ещё Бог даст свидеться, обсудим этот вопрос.
Дверь камеры открылась, в очередной раз обдав свежей порцией табачного дыма сотрудника следственного изолятора.
– С Бэ‑эСа кто есть? – громко прокричал он.
– Есть! Есть!!! – заголосили ему в ответ.
– Выходи строиться! – скомандовал дежурный.
Со сборки из обеих камер вышли четыре человека, включая Гришу и Аслана, и встали спиной к стене ближе к проходу в адвокатский продол.
– Фамилия и номер «хаты»! – снова выкрикнул выводной.
Каждый по очереди произнёс свои данные, сотрудник сверился с клочком бумажки в руке и скомандовал «вперёд».
– Вот тебе ещё одно преимущество Бэ‑эС, – прокомментировал происходящее Аслан, идущий позади Григория. – Нас забирают со сборок всегда раньше, чем ребят из общих «хат».
Обратно шли тем же маршрутом. За окнами было уже темно, а искусственное освещение было настолько слабым, что эти жуткие коридоры общих корпусов казались ему ещё более ужасными и отталкивающими. Громкие звуки лязгающих затворов и хлопающих локалок непривычно били по ушам, а едкий запах вызывал рвотные позывы. Поэтому, когда Гриша зашёл в свой светлый и чистый блок, он выдохнул с облегчением и радостно поспешил в свою камеру.
Семейники ждали его с нетерпением и не садились без него ужинать. Часы на телевизоре показывали начало седьмого вечера. Все хотели узнать тюремные новости и подробности встречи с адвокатом. Любой контакт одного из сокамерников с внешним миром был большим событием для всех остальных, поэтому пришедшего расспрашивали, не жалея.
Гриша в красках поведал о конфликте с Вахой и знакомстве с Асланом, но умолчал о подробностях разговора с ним. Валера, который знал всех и всё в Бутырке, охарактеризовал Мирзоева как хитрого, прожжённого, но очень авторитетного дагестанца. Поэтому с нотками волнения в голосе выведывал, о чём ещё Гриша разговаривал в «стакане» и с кем. Но услышав, что пребывание на сборке длилось совсем недолго, успокоился и перешёл к расспросам об адвокате. Тут тоже нужно было молчать, поэтому Григорий отделался подробным пересказом разговора с Романом о прослушке телефонов и камер. Сказал специально для Саши, который наивно проговаривал с женой по вечерам тонкие моменты своего уголовного дела. В общем, все остались довольны и приступили к трапезе.
Вечером Гриша, разговаривая с Ларисой, поделился своими впечатлениями от встречи с Шахмановым. Она, в свою очередь, подтвердила ему, что уже общалась с ним по телефону, он ей всё рассказал и предупредил о том, что разговоры могут слушать. А ещё сказала, что адвокат заметно поднял ей настроение своим позитивным видением перспектив развития уголовного дела. Лариса договорилась встретиться с ним на неделе, чтобы согласовать совместные действия. Она уже заплатила Роману за работу из их семейных средств, но Сергей Гнедков обещал ей компенсировать эти расходы. Правда, сегодня он сказал, что пока у них денег нет, но обещал, как только появятся, сразу же ей передать.
Ещё Лара сказала, что созвонилась с Ириной Чурбановой, и они договорились на послезавтра о встрече. Новостей было немного, тем не менее, они проболтали почти 40 минут.
Большим минусом комфортабельной камеры №288 было полное отсутствие приватности. Переговорить тэт‑а‑тэт становилось невозможно из‑за никогда не дремлющего Иваныча и вездесущего Валеры. Как только Гриша пытался начать разговаривать с Ткаченко тихим голосом, кто‑то из остальных сокамерников тут же возникал рядом и напоминал о непреложном правиле общения – говорить настолько громко, чтобы слышали остальные. Это правило не распространялось только на приватные разговоры по ТР с семьёй.
Поэтому на следующее утро во время прогулки в большом дворике Гриша подловил момент, когда Валера с Иванычем заболтались во время пешей пробежки, а Саша, оказавшись в одиночестве, делал зарядку. Только тогда они смогли на несколько минут остаться один на один. Тихо, почти шёпотом, Тополев в подробностях передал секретную часть доклада Аслана о Валере и расценках на БС. Александр внимательно выслушал и так же шёпотом сообщил Грише, что в любом случае не будет платить за удобства, потому что деньги нужнее его жене с детьми и на хорошего адвоката, а он, как бывший хоккеист, уж как‑нибудь сможет за себя постоять в общей камере.
– Вы о чём там шепчетесь? – игриво спросил Валера, в очередной раз проходя мимо.
– Да, я предлагаю Саше услуги своего адвоката, – быстро придумал Гриша. – Он недорогой и, как видно, с хорошими связями. Да и потом, как ему удобно – за один визит сразу двоих клиентов сможет принять.
– А что, Саш, это неплохая идея, – поддержал Чурбанов. – Стоит подумать.
В пятницу прямо с утренней проверки Григория забрали на судебное заседание. В Московском городском суде слушалось дело по его жалобе о незаконности ареста, где он должен был участвовать по видеоконференцсвязи – так объяснил ему адвокат.
Тополева отвели в корпус встреч и свиданий, где в отдельном специальном помещении находились несколько комнат для таких случаев. Его завели в одну из них – в прямоугольную камеру, вытянутую от двери к окну. По правой стороне на высокой тумбе стоял большой плоский телевизор с крупной видеокамерой над ним. Телевизор был включен и транслировал пустой зал судебных заседаний. По левой стене располагалась маленькая зарешеченная камера со скамейкой, прикрученной к стене, крохотным столиком, на котором был вмонтирован микрофон, защищённый антивандальной сеткой. На скамейке уже сидел один заключенный. Он быстро подвинулся к стене, когда Григория завели в клеть.
– Привет! – поздоровался Тополев. – Меня Гриша зовут. Я из хаты два‑восемь‑восемь.
– Здорово! Я Николай из один‑три‑семь. Ты с Бэ‑эСа что ли?
– Да.
– Ну, и как там житуха на Бэ‑эСе? – с надрывом, дерзко спросил Коля.
– Как в тюрьме! Те же нары, та же решка[1], те же «тормоза» и баланда, – спокойно и с абсолютным безразличием к конфликтному тону соседа ответил Григорий. Эта фраза успокоила ситуацию и оппонента, и тот на время замолчал.
[1] Решётка на окнах
