Презумпция виновности. Россия. Наши дни. Книга 3
Коля обмяк и рухнул на скамейку. Судья несколько раз спрашивала его, понятен ли ему приговор, но он молчал, глядя в пол, и совсем не обращал внимание на происходящее на экране. Когда председатель поняла, что не может докричаться до осужденного, обратилась за помощью к секретарю, который продолжил обращаться к Горохову с тем же вопросом. Затем, заподозрив, что пропала связь, спросила, слышат ли её на том конце. Поняв, что от Коли сейчас толку мало, Гриша встал и ответил:
– Вас слышно и видно хорошо! Человек в шоке и ответить вам не может.
Николай встрепенулся, вскочил и, чуть ли не плача надрывным голосом, запричитал:
– Непонятен! Непонятен!! Непонятен мне приговор!!! Как вдруг год и два превратились в три с половиной!? Как!? За что!?
На этом трансляция прервалась. Видимо, дабы не портить судьям настроение в прекрасный пятничный день, секретарь решил обрубить тираду озлобленного заключенного и просто отключил вещание. На экране появился зал, где на адвокатском месте сидел до боли знакомый силуэт Романа Шахманова. На прокурорском месте вместо красивой девушки, как на предыдущем процессе, сидел полный взрослый мужчина. Гриша подумал, увидев его: «Даже не знаю, повезло мне с этим или нет?»
Суд прошёл быстро и показательно сдержанно. Заслушав жалобу адвоката на арест его доверителя и заученную речь Григория, перешли к доводам обвинения, которое поддержало арест по стандартным причинам – возможность скрыться, оказывать давление на свидетелей и потерпевшего, продолжать заниматься противоправной деятельностью.
Судьи удалились в совещательную комнату не более чем на минуту, и, вернувшись, объявили свой вердикт – оставить решение Таганского районного суда города Москвы без изменений.
– Понятно ли вам решение суда?
– Да, понятно.
– На этом экипаж с вами прощается, приятной вам отсидки, – произнёс, пришедший в себя Коля. – Мосгорштамп, сука! Бэ‑Зэ[1] от Егоровой[2]…
– О чём ты? – переспросил его Григорий.
– Председатель Московского городского суда судья Егорова распорядилась в основной массе выносить решения без изменений, то бишь Бэ‑Зэ, отсюда и термин «Мосгорштамп» вместо Мосгорсуд.
Гриша был готов к такому ходу событий в суде, поэтому если и расстроился, то несильно. Он до сих пор находился под впечатлением Колиного процесса, и если бы сам не был свидетелем случившегося, то в жизни бы такому не поверил.
Это было реальным потрясением для них обоих. Григорий, естественно, поспешил поделиться пережитым со своими сокамерниками, рассказывая всё в красках и подробностях, но не нашёл в лице Иваныча и Валеры должного понимания и удивления.
– Походишь по продленкам и апеляшкам с наше и не такое увидишь и услышишь! – философски заметил Степанов.
Одинаковые дни уныло сменяли друг друга, напоминая «день сурка»[3]. Ничего интересного за неделю, кроме прогулок и похода в баню, не происходило в «хате» два‑восемь‑восемь. Никого никуда больше не вызывали. Володя‑опер больше не приходил на проверки, смотрящий не беспокоил своими звонками.
Баней на БС называли точно такую же камеру, как и все остальные в этом блоке, только разделённую на два отделения – раздевалку и душевую. Пол и стены до потолка сплошь в белой плитке, в предбаннике ряд крючков для одежды, вдоль стен – скамейки.
В помывочной – четыре смесителя с лейками под потолком, один из них не работал, был в полуразобранном состоянии. Поэтому, когда мылись четверо, один обязательно должен был ждать своей очереди. Притом, что в помещении было довольно прохладно. Горячая вода лилась порционно, и приходилось постоянно играть с кранами, чтобы добиться относительно тёплой воды. А когда кто‑то из трёх моющихся резко поворачивал кран с горячей водой, то у остальных начинал идти либо кипяток, либо ледяная вода.
На помывку отводилось 30 минут, включая вход и выход из камеры, поэтому время приходилось использовать по максимуму рационально. За полчаса надо было не только помыться и побриться, но и желательно постирать носки с трусами и прочие мелочи. Об остальных вещах не могло быть и речи, поскольку сушить всё это барахло было абсолютно негде. Находиться в бане полагалось только в сланцах или вьетнамках из‑за ак риска подхватить грибок ступни или ногтей. Но, несмотря на все эти недочёты, после помывки здешние обитатели чувствовали себя совершенно по‑особенному – почти счастливыми людьми, и все очень жалели, что баня разрешалась только раз в неделю.
С момента, когда Лариса положила на лицевой счёт мужа 5000 рублей, прошло чуть больше недели. И как‑то раз, сразу после проверки, дверь камеры открылась и в проёме показался маленький кругленький и загорелый калмык в форме майора ФСИН. Ему очень обрадовался Валера, который вскочил со шконки и, схватив за руку Гришу, подбежал к нему вплотную с криком: «На спорт! На спорт!»
– Пойдёте спортом заниматься сегодня? – спросил майор.
– Обязательно!!! – повышенно эмоционально отреагировал Валера. – Нас двое, я и Тополев. На его счёт на прошлой неделе деньги положили. Проверьте, пожалуйста.
– Хорошо, я проверю. Собирайтесь пока, через пятнадцать минут за вами зайду. Если бухгалтерия успела провести зачисление, возьму вас обоих, а если нет – не обессудь, в следующий раз, – подытожил калмык и закрыл за собой дверь.
– Собирайся! – скомандовал Грише Валера. – Одевайся по‑спортивному, бери с собой полотенце и банные принадлежности с резиновыми тапками. Думаю, всё нормально будет – пойдём вдвоём.
Он оказался прав. Через 30 минут Гриша с Валерой уже были в так называемом спортивном зале, переоборудованном из бывшей общей камеры. Это была комната в 30 квадратных метров со светлыми стенами и белым потолком. Она казалась яркой светёлкой после хмурых продолов и камер Бутырки – два окна по разным стенам не имели внутренних грузных решёток, и рамы открывались вовнутрь, пропуская свежий воздух и дополнительный свет. Через окна можно было спокойно рассмотреть большие части внутреннего двора тюремного замка и высотные дома на улице. На этом пейзаже глаз с радостью задерживался и с жадностью изучал богатство палитры после скудного вида из окна камеры Большого Спеца. В фитнес‑центре стоял стол для пинг‑понга и скамейка, на которой лежали вещи. Ближе к окну разместились тренажёры: велосипед, турник, короткие брусья, стойка со штангой для жима лёжа.
– Небогато, – констатировал Григорий.
[1] Без изменений
[2] Ольга Александровна Егорова – советский и российский юрист. Председатель Московского городского суда (2000–2020 гг.)
[3] американская кинокомедия. Выражение «День сурка» устойчиво вошло в языки многих народов мира как синоним рутинно повторяющегося события, монотонной жизни
