Презумпция виновности. Россия. Наши дни. Книга 3
– Да! Посмотри. На этих фотографиях я и моя семья. Может быть, ты кого‑нибудь узнаешь и поможешь мне?
На одном фото были изображены молодые, красивые, счастливые и улыбающиеся мужчина с женщиной лет тридцати на фоне большого загородного дома. На другом они же с двумя маленькими детьми, на третьем – мужчина, видимо, со своими родителями на фоне дорогого внедорожника, на четвёртом он же в хорошем костюме в большом кожаном кресле рабочего кабинета.
– Кто это? – переспросил Гриша.
– Это я с женой, с детьми и с родителями, – гладя по картинкам пальцами правой руки, пояснил Василий.
– Не может быть! – подумал Тополев. – Этот бородатый, заросший старик в лохмотьях никак не ассоциировался с молодым, успешным бизнесменом и счастливым семьянином с фотографии.
В полумраке камеры сборки сложно было разобрать истинные черты лица Василия, скрытые под зарослями волос на голове и лице, тем не менее, вглядываясь и сравнивая внешности на фотографии с подлинником, Григорий стал замечать схожесть.
– Что же с тобой случилось, Вася? И сколько ты уже здесь сидишь?
– Я не помню… – робко и тихо ответил несчастный узник, напомнивший Грише Эдмона Дантеса из романа Дюма «Граф Монте‑Кристо», заточенного в Замке Иф.
– И по какой статье сидишь, тоже не помнишь?
– Нет… не помню… – задумчиво и как‑то безразлично ответил Василий.
– Судя по длине волос, он не стригся уже несколько лет, – заметил один из таксистов‑неудачников.
– Кобздец! Закололи парня до шизухи, не выберется теперь уже, – заключил бывалый наркоман. – Много таких по централам сидит, проплаченных сидельцев. Сперва рейдеры или менты у них бизнес и недвижку отжимают, а потом, чтобы не боролись, заводят уголовные дела липовые и в тюрьму. А тут уже если признанку выбить сразу не получается, то переводят в дурку и закалывают лекарствами до шизофрении, а потом либо в сумасшедший дом до конца жизни, либо сами вздергиваются на «решке».
Дверь «стакана» открылась, и уже знакомый Грише выводной по кличке «Майонез» махнул ему рукой, подзывая к себе.
– С Бэ‑эСа ещё есть кто, кроме тебя? – спросил он подошедшего к нему Тополева, выводя его из «стакана».
– Нет, я один.
– Сейчас дождёмся ещё одного от адвоката и пойдём. Вы у меня последние остались, – сказал Майонез и прислонился к стенке рядом с Григорием.
– Слушай, а ты случайно не знаешь, что это за чел там такой весь волосатый со мной в одном «стакане» был? – воспользовавшись случаем, полюбопытствовал Тополев.
– Конечно, знаю! Его многие тут знают. Он уже почти три года на Ка‑Дэ сидит.
– А что с ним случилось?
– У него была большая строительная компания в Москве. Кому‑то из власть имущих его бизнес очень понравился. Против него завели фиктивное уголовное дело и посадили. Бизнес отняли. Он поначалу боролся, к нему адвокат чуть ли не каждый день ходил, и даже у него чего‑то получаться стало по его делу, как вдруг погибает его семья в автокатастрофе, говорят в предумышленной. Вот он с ума и сошёл.
– А почему его не отправляют на лечение в специализированную клинику?
– Видимо, кто‑то с очень мохнатой лапой заинтересован, чтобы его тут держали как можно дольше, пока не преставится. У него ещё организм на редкость крепкий, потому как, сколько в него всей этой гадости колют, другой бы уже давно «крякнул», а этот всё живёт. Правда, память напрочь потерял, даже фамилию свою не помнит.
– А какая у него фамилия?
– А тебе зачем? – злобно хмурясь, спросил Майонез, отрываясь от стены. – Были тут охотники помочь бедняге, ничем хорошим ни для них, ни для него это не закончилось. И не думай даже об этом. Тут такие деньжищи замешаны, что укатают только так.
Вскоре привели еще одного БСовца, и тройка мирно побрела в сторону своего корпуса. Когда Гриша зашёл в камеру, то обнаружил, что Саши Ткаченко там уже не было, и его шконка была пустой. Валера с Иванычем суетились рядом с дубком, накрывая поздний обед. Они специально не садились есть без Гриши, чтобы сделать трапезу по‑семейному совместной. Теперь, после отказа и выдворения Александра, Тополев оставался для Валеры последней дойной коровой, которую надо было беречь, ублажать и веселить. Чурбанов поведал, что Сашку забрали ещё утром, почти сразу после того, как Гриша ушел к адвокату и до сих пор больше никого не приводили.
16 часов провел Ткаченко на сборке со всем своим скарбом. В этот день к нему приходил адвокат, но так и не дождался своего клиента, потерянного в дебрях тюремного замка. Три раза дежурный по корпусу свиданий и встреч отправлял запрос на вызов Александра, но все три раза приходил ответ, что заключенный с такими данными не найден. Это была своеобразная месть опера Володи за отказ оплачивать его услуги. Измученный неизвестностью и продрогший насквозь в холодной камере распределителя, Саша только в районе трёх часов ночи следующих суток попал в общую хату ноль восемь. В ту самую, которой так пугали его Чурбанов и Степанов. Они‑то и поспешили уверить Гришу, что Ткаченко там обязательно разорвут, как только узнают, что он сдал их «курок».
Вечером, после девяти, дверь камеры открылась, и на пороге появился невысокий и плохо пахнущий мужичок в резиновых тапочках, тренировочных штанах, в тельняшке и с «машкой»[1]под левой подмышкой. Он поздоровался, представился и спросил разрешения войти в светлую «хату» на воровском ходу. Звали его Денис Сергеевич Приходько.
Перевели его в 288‑ую с «кичи», где он провёл пять суток. До этого он сидел в 221‑ой пока, в камере не провели шмон и не нашли в его постели сим‑карту. Он, естественно, ни сном ни духом – понятия не имеет, откуда она там взялась – сотового телефона в их камере никогда не было. Но в этот же день Приходько отправили в ШИЗО.
Выслушав подробный рассказ штрафника, Иваныч подытожил:
– Спецом к нам кинули, как предупреждение, мол, ещё раз – и тоже поедете в изолятор…
– Помыться бы вам, любезный! – обратился к Денису Валера. – А то возле вас дышится, как на Медеу[2].
Приходько с удовольствием согласился и, расстелив скрутку на свободной шконке, разделся до трусов и принялся плескаться в раковине. Тщательно помыв с шампунем, полученным от Валеры в долг, голову и плечи, он поочерёдно занёс ноги в раковину и так же тщательно их вымыл. После водной процедуры, как следует, вытерся принесённым с собой полотенцем и вымыл за собой раковину и пол, после чего счастливый спросил разрешения лечь на свою шконку.
– Поймите, я пять суток на ногах. Возраст уже не тот. Очень хочется полежать и выспаться.
– Конечно, ложись! – тоном руководителя разрешил Иваныч. – А тебе сколько лет‑то полных, Сергеевич?
– Пятьдесят пять! – поднимаясь на свою пальму, похвастался Денис.
[1] скрутка из матраса, одеяла, подушки и постельных принадлежностей
[2] высокогорный спортивный комплекс, расположенный в высокогорном урочище Медеу на высоте 1691 метр над уровнем моря, вблизи «южной столицы» Казахстана – Алма‑Аты
