Презумпция виновности. Россия. Наши дни. Книга 3
– До десятого января наш опер Володя в отпуске, поэтому до его выхода ничего не случится. Не переживай! Встречай спокойно Новый год и Рождество. У меня у самого конфликт с Клименко – я ему в глаза говорю, что он подонок и мерзавец, так что меня тоже могут выкинуть с Бэ‑эСа в любое время.
– А ты чего с ним конфликтуешь?
– Этот гад, пользуясь своим положением, пытается заработать на чём только можно! На доставке наркотиков в камеры, за пронос телефонов и симок, за распределение по камерам, даже свидания с жёнами и проститутками может организовать. За всё у него свой тариф, который зависит от просителя и его просьбы. Мы с ним схлестнулись, когда твой Иваныч через Руслана заказал опустить[1] своего подельника Армена.
– Что‑что? – возмущённо перебил Гриша.
– Что слышишь! Прямо над вами хата три‑ноль‑один. В ней сидит подельник Степанова Армен. Он был генеральным директором микрофинансовой компании Иваныча, и когда его «приняли», дал показания на собственника. Володю вашего тоже «приняли», причём прямо на трапе самолета. Так вот, когда Руслан жил в вашей камере, они и сговорились, чтобы за триста тысяч Арменку опустили в душе по полной программе.
– В жопу трахнули? – с ужасом спросил Гриша.
– О‑пус‑ти‑ли! – по слогам произнёс ещё раз Аладдин. – Под этим словом подразумевается любое насилие против личности, которое впоследствии влечёт к определённому статусу зэка – «обиженному».
– А как же ты в этот конфликт влез?
– Я, когда узнал об этом, вышел на вора в законе Эдика, который на Бутырке сейчас на воровском продоле сидит. Донёс до него, что готовится беспредел. Реакция была мгновенной и суровой. Руслан, конечно, отмазался пока. Но я думаю не надолго, деньги – триста косарей, правда, вернул в общак, а вот Иваныча ещё на столько же поставили. Он теперь на свои суды ездит исключительно через кабинет врача, а не через сборку. И в автозаке в отдельном «стакане» сидит и мучается – очень боится, что может по башке своей дурной получить.
Так вот, Клименко, узнав, что я ему кайф обломал и его финансовую многоходовочку порушил, очень на меня обозлился. Тогда он со мной попытался на повышенных тонах отношения выяснить, но я объявил, что знаю про его «Порш Кайен», и где он его паркует. И про его три квартиры в Москве, и про дом на «Новой Риге» знаю. Поэтому со мной лучше не связываться.
– Аладдин, как они все не боятся хапать и ртом, и жопой?! Они думают, что кругом все идиоты? Что их никогда никто не спросит, откуда у вас при зарплате в пятьдесят тысяч джипы за пять‑десять миллионов, квартиры, дачи, золотые часы «Ролекс»?
– Правильный вопрос, Гриша! Я бы его дополнил. Какое имеют право настоящие бандиты в полицейской форме отвечать за закон в нашей стране? Это не они нас должны судить, а мы их!
Народу в боксе становилось всё больше. Судебный предпраздничный конвейер работал без перерыва и в ускоренном темпе. Дышать в камере становилось всё труднее, несмотря на иногда включающуюся вентиляцию. В следующий раз, когда дверь камеры открыли для завода очередного бедолаги, Аладдин обратился к конвойному с вопросом, существует ли в их заведении бокс для не курящих. Получив утвердительный ответ, Тополев и Мамедов попросили перевести их в эту камеру.
Бокс №1 был более светлым и практически пустым. Трое некурящих сидели на скамейках, которые располагались по разным стенам камеры. Воздух здесь был настолько свежим, что вновь вошедшие почувствовали, как от их прокуренной одежды разит табаком.
Некурящая камера оказалась ещё и молчаливой. Один из ожидавших судебного заседания разложил на лавочке бумаги и словно студент перед экзаменом нервно изучал их, стараясь запомнить содержание, шевелил губами и перекладывал листы из стопки в стопку. Второй тоже читал материалы своего судебного дела, не обращая внимания на присутствующих в боксе.
В углу сидел высокий, бритый наголо, уже не молодой человек, одетый в дешёвый тренировочный костюм из советского прошлого с отвисшими коленями и протёртыми локтями. Он мирно спал, изредка приоткрывая глаза и осматриваясь, делая это, видимо, машинально. Аладдин долго изучал его лицо, пытаясь вспомнить силуэт и черты.
– Это вор в законе – Юра Лазаревский! – тихо на ухо Григорию шепнул информированный курд. – Его из Медведково привезли на «продлёнку». Я его видел несколько раз у общих знакомых и узнал. А то, что он в СИЗО «Медведь» сидит, услышал из разговоров Руслана с Ибрагимом. Они радовались, что его там держат в строгости и без связи. Поэтому люди до него дотянуться не могут и справедливости просить тоже. Я слышал, что он не терпит беспредела и всячески с ним борется. Не то, что наши местные.
Около восьми часов вечера Тополева подняли на суд. Тот же зал, те же судья, прокурор и адвокат. А вот вместо следователя Валерии Черноус – молоденький и, видимо, наглый парнишка. В зале на удивление Гриши вместо ожидаемой им Ларисы или кого‑то из семьи он увидел своего отчима Богдана и тётку Наталью. Они были с ним на редкость ласковы и приветливы. Наташа эмоционально общалась со следователем, но, увидев вводимого охраной в зал племянника, бросилась к нему с распростёртыми объятиями и, несмотря на запреты конвоя, обвила Гришу руками и повисла на шее, причитая: «Ничего, ничего… мы со всем справимся и всё пройдем вместе… помни, что у тебя есть мы, твоя настоящая семья…». Сотрудник полиции всё‑таки оттеснил её от арестованного и завёл в клетку скамьи подсудимых. Наталья села на ближайшую скамейку и позвала знаками к себе Бадика. Тот быстро передислоцировался к ней, приветствуя пасынка рукой и натужно улыбаясь в свойственной только ему манере.
Рома вышел из‑за своего адвокатского стола и прильнул к прутьям клети, протянув Грише руку. Они поздоровались.
– У нас замена следака! – радостно произнёс адвокат.
– Я заметил, – отреагировал Гриша.
– Лера отказалась от ведения твоего дела. Этого зовут Сергей. Он ещё совсем не в теме. Я с ним начал общаться сегодня перед заседанием, он сказал, что пока ещё не разобрался, что к чему, но попросил связаться с ним после новогодних праздников. Тётка твоя тоже с ним говорила. Пыталась объяснить ему, что ты ни в чём не виноват.
– А как они‑то тут оказались? Ты их пригласил? – спросил Григорий.
– Да! – радостно ответил Роман. – Я им позвонил на днях и попросил прийти в суд на случай, если удовлетворят наше ходатайство о залоге. В этом случае надо будет оперативно внести на счёт суда всю сумму сразу. Они согласились и готовы отдать несколько миллионов рублей. Если всё пойдет так, как я думаю, то ночью будешь дома.
– Встать! Суд идёт! – скомандовал секретарь громким и чётко поставленным голосом.
[1] Снасильничать, после чего объявить «обиженным»
