Презумпция виновности. Россия. Наши дни. Книга 3
Судья Тимакова вышла из своей секретной комнаты и в пять‑шесть шагов достигла кресла. Судебное заседание началось. Всё произошло слишком оперативно. Роман в присутствии судьи сдал следователю оба заграничных паспорта Тополева – российский и израильский, документы на иждивенцев – детей Григория и его бабушку с дедушкой, положительные характеристики с места постоянной регистрации – соседи вместе с участковым расстарались, медицинские справки, переведённые с иврита на русский язык и выписку с банковского счёта Натальи Алексеевны с согласием родственника о залоге в размере одного миллиона рублей. После этого адвокат запросил суд об избрании меры пресечения, не связанной с лишением свободы. Прокурор со следователем Серёжей, естественно, были против. Альбина Юрьевна без интереса выслушала мнение обеих сторон и ушла в совещательную комнату. Вышла она минут через пять и с заранее заготовленным решением – продлить срок ареста ещё на два месяца.
Тополев подозвал к себе следака и попросил прийти к нему в Бутырку на разговор – пора договариваться и выходить на суд по существу. Тот обещал посетить его сразу после Нового года. Наташа снова подошла к Грише, когда его вывели из клетки, не испугавшись конвоя, обняла и поцеловала его. Она что‑то шептала ему на ухо, но он уже ничего не слышал. Надежда, жившая в его мыслях и мечтах, растворилась вместе с услышанным решением судьи. Он так был уверен, что сегодня окажется на свободе, дома, в кругу близких и любимых людей, что совсем не был готов к такому повороту событий. Естественно, он как мог сдерживал себя от проявления эмоций, и это у него получалось неплохо.
Ждать обратной доставки в Бутырку в боксе пришлось недолго. Как только с суда вернулся эмоционально взвинченный Аладдин, их тут же забрал тюремный конвой и на том же полупрозрачном микроавтобусе повез в СИЗО. Всю дорогу Мамедов жаловался на безграмотных судью и прокурора, бездельника адвоката и подонка следователя. Возмущался, что ему так и не дали пообщаться с пришедшей на заседание женой Фатимой. Под этот поток проклятий и сетований Григорий постепенно пришёл в себя и успокоился. Всегда приятно, что у кого‑то дела обстоят ещё хуже, чем у тебя.
На сборке их распределили в одну камеру вместе с Александром Емельяненко – известным боксёром и бойцом без правил. Он сидел одиноко на лавке у дальней стены, и когда вошли Аладдин с Гришей, то сразу направились к нему. Саша привстал, узнав приветливого курда и, дождавшись, когда тот подойдёт, по‑родственному обнял его. Мамедов представил ему Гришу, они пожали руки. Емельяненко был на голову выше Тополева и на две головы – Аладдина, а в ширину больше их обоих вместе взятых. Вблизи он казался ещё больше и массивнее, чем по телевизору. Малоэмоциональное лицо Александра было морщинистым и не блистало интеллектом. Он на людях старался казаться задумчивым, был немногословным и при этом выдавал одну и ту же реакцию на любую информацию или событие, случавшиеся рядом с ним. Он сидел по не очень приличной в тюремном мире статье – изнасилование. На него подала заявление молодая девушка, работавшая в его доме прислугой, утверждая, что Саша силой овладел ею, причинив моральную и физическую боль. Ходили слухи об её требовании многомиллионной компенсации от Александра. Он отказался ей платить. В итоге – уголовное дело и жёсткое задержание подозреваемого полицией, когда он ехал пьяный на машине по области, отказался останавливаться на требование инспекторов ГИБДД[1] и долго играл с ними в догонялки. После гонок машина врезалось в отбойник, а водитель, повредив ногу, покинул автомобиль и побежал в поля, где его настигли представители правопорядка.
Было уже ближе к полуночи, и все, кто находился на сборке, устали и хотели спать. Тополев размышлял о том, что надо готовиться к Новому году на централе – после этого суда у него появилось много вопросов к Роману. Их надо было грамотно сформулировать на бумаге и потом озвучить при первой возможности. Думал о том, как на оставшиеся деньги купить продукты – Лариса не пришла на суд и ждать передачек теперь неоткуда. Увидев Емельяненко, Григорий понял, что ему необходимо срочно заняться физкультурой в камере. Он сильно похудел на баланде, но лежачий образ жизни надо было компенсировать физическими упражнениями и нагрузками. Впереди маячила общая камера, и надо было срочно приводить себя в форму.
Тишину в «сборке» прервал громкий и разгневанный голос Аладдина, который обратился к двум молодым кавказцам, тихо общавшимся до этого между собой на своём языке.
– Молодые люди! – начал он. – Вы думаете, в этой комнате никто на азербайджанском не говорит и не понимает, что вы там балакаете?! – Кавказцы встрепенулись и явно занервничали. – Саша! – обратился Мамедов к боксеру. – Они тут обсуждают, как им неприятно сидеть в одном помещении с насильником, что они не понимают, почему тебя до сих пор не «опустили» и, что они сами с удовольствием это сделают, если будет такая команда от воров.
Емельяненко, молча, поднял голову, вышел из позы роденовского мыслителя и уставился на молоденьких азербайджанцев. Этот взгляд надо было видеть! В нём было всё: ненависть и злость, безразличие и ленность, удивление и любопытство. Кавказцы не стали дожидаться развития событий, вскочив, забарабанили громко в дверь и закричали по‑русски: «Откройте! Убивают!». Калитка открылась довольно быстро, и двое бесстрашных выпорхнули в коридор с лёгкостью бабочек. Дверь закрылась. Камера разразилась громким и здоровым смехом. Саша, не издав ни звука, вернулся в излюбленную позу.
Гриша оказался в своей камере далеко за полночь. Валерьянычи спали или делали вид, что спят, Русик спросонок улыбнулся и пожал руку соседу.
За несколько дней до Нового года Григорий получил крохотную передачку: две шоколадки, две тетрадки и две ручки – правда, так и не понял, от кого. Когда расписывался за получение, не разобрал фамилии отправителя. Ему было очень приятно. «Значит помнят», – подумал он тогда.
В этот же день пришёл Володя Клименко, который вышел из отпуска на один день по требованию руководства и сказал, что скоро разгонит всю «хату» кроме Иваныча. Валеру «нагонит» за то, что он не платит деньги с августа за своё пребывание в люксовых условиях, Григория за то, что не платит Валере, а Руслана по его просьбе переведёт в курящую камеру. Вызывал Валерьянычей на продол по одному – вернулись невесёлые и озадаченные. Тополева подозвал к закрытой двери и громко, чтобы слышали все в камере, спросил:
– Ну что, переводить тебя в общую или нет?
– Переводить! – прокричал в ответ Гриша.
– Или, может быть, всё‑таки оставить?!
– Можно, конечно, оставить, но лучше перевести…
– Ну, всё! Готовьтесь! На днях разбросаю вашу «хату», – прокричал напоследок опер и ушёл.
Вечером на ТР поступил звонок с зоны. Валера долго расспрашивал, кто звонит и что надо. Потом подошёл к Грише и передал ему трубку со словами:
– На! Разбирайся со своими проблемами теперь сам!
– Опер вернулся из отпуска, и так как я денег не заплатил, решил допустить до меня бандосов, – подумал Григорий, забирая трубку.
[1] Государственная инспекция безопасности дорожного движения.
