Корабельные приключения кота Сократа
Димка рассказывал, как к ним в класс пришёл новенький и как над ним смеялись одноклассники, а всё потому, что он некоторые слова называл иначе, чем привыкли в этом городе. Люди странные, между прочим, живут в одной стране, говорят на одном языке, смотрят одни и те же фильмы, слушают одни и те же песни, читают одинаковые книги, а многие предметы называют по‑разному. Вот вы знали, как, к примеру, жители юга России называют тапки? Умора! Они говорят «чувяки». Да‑да. А в столице понятия не имеют, что это такое. Или, например, что такое «шкорки»? Трудно догадаться, но это шелуха от семечек. В одном регионе скажут «немножко», а сибиряк – «маленько». То же самое со словом «дети». Сибиряк непременно детей назовёт «ребятишками». И таких примеров масса. И все эти новые слова прилипают к новичкам так, что они, спустя многие годы возвращаясь в родные пенаты, используют эти слова в своей речи, чем веселят своих родственников и давних знакомых.
У нас как‑то дома гостил один гость из Сибири. Где он жил, название города не помню, но где‑то в таёжной местности. Так вот он удивил и Александра Петровича, и Татьяну Михайловну. Помню, как у них брови полезли на лоб. Гость говорит, не ожидал такой погоды, на улице большие лывы. Оказалось, так он называет лужи. Дальше говорит:
– Я прошёл вдоль оплота…
– Вдоль чего? – поинтересовалась Татьяна Михайловна.
– Ну, вдоль забора.
С ума сойти. Человек, словно с другой планеты прилетел. Или из другого государства. У вас бывало такое, что говорите с соотечественником из другого региона, а некоторые слова не понимаете? Хорошо у нас, животных, мы в любом конце света, в любом краю, говорим на одном языке и понимаем друг друга.
Однако вернёмся к нашим водяным артистам. Расстались мы друзьями, дельфин сказал, что ему для меня рыбёшки не жалко, и разрешил её съесть. Правда, его тренер ещё несколько минут стоял над душой, выговаривая мне и Грише, что мы нарушили дисциплину в его заведении.
«Да иди уже работай! Что ты зудишь, словно я у тебя палку колбасы увёл? Всё нормально, мы с дельфином и львом решили этот вопрос и договорились. У нас, кстати, такие вопросы решаются скоро. Это у людей, как развезут на полдня, хоть стой, хоть падай…»
На прощание дельфин грустно сказал мне:
– Эх, котик, как же я тебе завидую. Ты бываешь в море, это такое счастье. А мне эта лужа (наверное, он имел в виду свой бассейн) уже поперёк горла стоит. Я слышал, что нас, всех работников дельфинариев, скоро отпустят на волю, в море.
– Желаю вам удачи, ребята, – сказал я на прощание, и мы удалились.
Пока мы шли на судно, я размышлял над словами дельфина. Скучают ребята по морю. Как решить этот вопрос? С одной стороны, аттракцион вроде на радость детям и взрослым, а с другой – это же такая несправедливость. Вы слышали, как дельфин назвал бассейн? Не случайно же. Им тоже хочется на волю и пожить без всяких подачек. Дельфин сам наловит себе рыбы хоть мешок. Но главное – дайте свободу. Между прочим, я не раз слышал и по телевизору, и в машине у Петровича по радио, что этот вопрос во многих странах обсуждается и что всех этих водных артистов должны выпустить в море. Я думаю, это было бы честно и справедливо. Обойдёмся мы без этих жестоких шоу. Но зато будем знать, что наши морские братья не находятся в заточении и дышат свежим воздухом.
Глава 10
Возвращались мы на корабль в хорошем настроении. Я думал, что в этот день мои новые знакомства закончились. Но нет! Мы уже подходили к кораблю, как у Григория зазвонил телефон, и кок присел на лавочку у пирса. Говорил он продолжительное время, я валялся на спине и любовался облаками. Неожиданно рядом со мной приземлилась чайка. Сначала я подумал, что сделала она это из‑за праздного любопытства, но, присмотревшись, вдруг обнаружил у неё на крыле кровь. Чайка как‑то странно ворковала. Я подошёл к ней и участливо спросил:
– Птица, что случилось?
– Да вот, – она кивнула головой на крыло, – авария.
– Как это произошло? – участливо спросил я и лизнул ей крыло.
– Я и сама не поняла, – тяжело вздохнула чайка, – не заметила натянутый трос. Раньше его там не было, а в этот раз я проморгала.
– Лететь теперь не можешь? – спросил я.
– Пробовала, не получается, – грустно ответила птица.
– Что же делать? – воскликнул я, и вдруг мне в голову пришла мысль: – Слушай, давай я попрошу человека, может, он чем поможет.
– Нет‑нет‑нет! – испуганно залепетала птица. – Только не человек. Прошу тебя. Я не доверяю людям, они…
– Да погоди ты, – перебил я её, – это мой коллега, добрейшей души человек, ничего плохого он тебе не сделает. Как же ты останешься на берегу? Придут бродячие собаки и устроят тебе Варфоломеевскую ночь. Нет, тебе нельзя здесь оставаться.
В этот момент к нам подошёл Григорий и, увидев у чайки разбитое крыло, запричитал:
– Бедная птица, что с тобой? Кто это тебя так?
Ни я, ни чайка, разумеется, объяснить повару ничего не смогли, но Григорий и сам понял, что оставлять птицу на берегу нельзя. Он аккуратно взял её на руки и понёс на корабль. По дороге она у меня ещё несколько раз спросила:
– Ты уверен, что он ничего плохого мне не сделает?
– Уверен‑уверен, – бодро отвечал я, а сам подумал: «Странная птица. А у тебя есть другой вариант? Тебе же сказали, что на берегу оставаться нельзя. Куда ты сейчас побредёшь? Летать‑то ты сейчас не сможешь. Так что терпи, дорогая птичка, выздоровеешь. Ещё налетаешься. Да следи внимательно за преградами. А то так и голову свернёшь».
– А кем он на корабле работает? – опасливо спросила чайка.
– Поваром, – ответил я, полагая, что такая мирная профессия окончательно успокоит раненую птицу. Но она, напротив, вся встрепенулась и с ужасом переспросила:
– Поваром? Я слышала, что они из птиц часто готовят обед. Он меня не съест?
– Какая ты глупая! – фыркнул я. – Неужели ты думаешь, на корабле, кроме чаек, больше нечего есть? Успокойся ты уже… Никто тебя есть не собирается. Мой друг не такой зверюга, чтобы раненую птицу в суп пустить.