Проклятые короли: Лилия и лев. Когда король губит Францию
– Ибо, если бы брат ваш, Филипп, не скончался раньше вашего батюшки, ведь не будете же вы отрицать, дражайшая кузина, что ныне графством Артуа владел бы ваш племянник? Таким образом, честь вас обоих будет спасена, и мы справедливо решим ваши споры.
Не разжимая стиснутых челюстей, Маго отрицательно покачала головой.
Тогда Филипп VI нахмурился и приказал подававшим на стол слугам поторопиться. Коль скоро Маго так уперлась, коль скоро она оскорбила короля, отвергнув его суд, будет ей тяжба, будет!..
– Я не предлагаю вам, дражайшая кузина, остаться в замке на ночь, – сказал он, обмыв после трапезы руки, – не думаю, что пребывание при моем дворе было бы вам так уж приятно!
Это была немилость, явная немилость!
Прежде чем отправиться восвояси, Маго заглянула в часовню аббатства – пролить слезу над могилой своей дочери Бланки. В своем завещании Маго распорядилась, чтобы и ее тоже похоронили здесь[1].
– Ох этот Мобюиссон, – прошипела она, – вот уж и впрямь пагубное для нас место. Только на то и годится, чтобы спать здесь вечным сном.
Весь обратный путь она не переставала кипеть от злобы:
– Нет, вы только послушайте этого дурака‑верзилу, которого злая судьба подсунула нам в короли! Отказаться от Артуа просто так, чтобы доставить ему удовольствие! Назначить своим наследником эту вонючую сволочь Робера! Да у меня пальцы раньше отсохнут, чем я подпишу такое завещание! Видать, они, мошенники, долго сговаривались, лишь бы меня получше облапошить, верно говорят: рука руку моет… И подумать только, если бы я сама в свое время не расчистила дорогу к трону…
– Матушка… – шепнула ей Жанна Вдова.
Если бы Жанна осмелилась выразить вслух свою мысль, если бы она не боялась грубого окрика, она посоветовала бы матери согласиться на предложение короля. Впрочем, вряд ли ее слова возымели бы хоть какое‑нибудь действие.
– Ни в жизнь, – твердила Маго, – ни в жизнь они этого от меня не добьются.
Сама того не подозревая, она этими словами подписала свой смертный приговор, и палач сидел перед ней в тех же носилках и поглядывал на нее сквозь черные, скромно опущенные ресницы.
– Беатриса, – вдруг сказала Маго, – расшнуруй‑ка меня немного, что‑то у меня живот пучит.
Гнев дурно подействовал на пищеварение. Пришлось остановить носилки, чтобы мадам Маго могла облегчиться на первой же лужайке.
– Нынче вечером, мадам, – проговорила Беатриса, – я дам вам айвовую настойку.
Когда к ночи прибыли в Париж в отель на улице Моконсей, Маго, хоть ее и мутило немного, чувствовала себя получше. И после скромного ужина она улеглась в постель.
Глава IX
Плата за злодеяния
Беатриса дожидалась, когда все слуги отправятся спать. Тогда, подойдя к ложу Маго, она приподняла расшитый полог, который обычно опускали на ночь. Ночник, прикрепленный на самом верху балдахина, разливал вокруг слабый синеватый свет. Беатриса, в одной ночной рубашке, протянула своей госпоже ложку:
– Мадам, вы забыли принять айвовую настойку…
Маго, уже сморенная дремотой и усталостью, но еще не окончательно отдышавшаяся от злости, пробормотала:
– Ах да, хорошо, что ты вспомнила, – ты у меня славная девушка.
И она проглотила ложку настойки.
Часа за два до рассвета она перебудила всех своих людей, неистово дергая сонетку и криками сзывая их к себе. Сбежавшиеся на ее зов увидели возле постели Беатрису с тазиком в руках и Маго, корчащуюся от тошноты.
Были немедленно вызваны ее придворные лекари Тома ле Миезье и Гийом дю Вена; первым делом они расспросили во всех подробностях, что графиня ела накануне, каково было ее меню; оба пришли к единодушному заключению: причина болезни – сильное несварение желудка, осложненное приливом крови, вызванным, в свою очередь, волнением.
Послали за цирюльником Тома, который за свои обычные пятнадцать су отворил графине кровь, а мадам Меньер, травница с Малого моста, поставила ей клистир из лекарственных трав[2].
Беатриса, сославшись на то, что забежит к мэтру Палену, бакалейщику, и купит у него целебный электуарий, на самом деле проскользнула вечером под третьи ворота от дома Маго, чтобы встретиться в доме Бонфия с Робером.
– Готово! – объявила она.
– Умерла? – воскликнул Робер.
– Ну нет, она еще не скоро отмучается, – ответила Беатриса, и глаза ее блеснули черным огнем. – Но, ваша светлость, нам нужно быть сугубо осторожными, и видеться мы с вами будем теперь не так часто.
Маго медленно угасала в течение целого месяца.
Вечер за вечером, щепотка за щепоткой Беатриса сводила ее в могилу, и притом в полнейшей безнаказанности, ибо Маго доверяла лишь ей и только из ее рук принимала лекарства.
После трехдневной непрерывной рвоты у нее сделался катар горла и бронхов, так что даже проглотить каплю воды стоило ей нечеловеческих мучений. Лекари утверждали, что она схватила простуду во время несварения желудка. А потом, когда начал слабеть пульс, они решили, что таково следствие слишком частых кровопусканий; затем все тело ее покрылось чирьями и гнойниками.
А Беатриса, не отходившая ни на шаг от ложа графини, внимательная, предупредительная Беатриса, всегда ровная, всегда с улыбкой на устах, что так ценно для больного, от души наслаждалась, следя за неумолимо быстрым ходом болезни, делом собственных своих рук. Теперь они почти совсем не виделись с Робером, но новая забота – каждый божий день изощряться и придумывать, куда именно бросить, в еду или в лекарственные настойки, щепотку яда, – заменяла ей любовные утехи.
Но когда Маго увидела, что седые волосы лезут у нее целыми пучками, как пересохшее сено, она поняла, что настал конец.
[1] В своем завещании Маго распорядилась, чтобы и ее тоже похоронили здесь. – Напоминаем, что после двенадцатилетнего заключения в Шато‑Гайаре Бланка Бургундская была переведена в замок Курне близ Кутанса и приняла наконец постриг в аббатстве Мобюиссон, где и умерла в 1326 г. Маго, ее матери, тоже предстояло упокоиться в Мобюиссоне; ее останки лишь впоследствии были перенесены в Сен‑Дени. Там и поныне находится ее надгробная статуя, единственная, насколько нам известно, из черного мрамора.
[2] …поставила ей клистир из лекарственных трав. – От Сретенья 1329 г. до 23 октября Маго, кажется, пребывает в отменном здравии и лишь очень редко обращается к своим обычным врачам. С 23 октября (дата ее встречи с Филиппом VI в Мобюиссоне) до 26 ноября, кануна ее смерти, можно почти день за днем проследить развитие ее болезни благодаря выплатам, которые ее казначей делал лекарям, костоправам, цирюльникам, травникам и бакалейщикам за их труды и товары.
