Прошлое. Возвратный тариф

Здесь Влад в очередной раз перестал думать о собаке и переключился на встречу одноклассников. Он вспомнил ту – предыдущую, когда еще недавние школьники решили встретиться спустя пять лет после школы. Никто особо не мог похвастаться чем‑то выдающимся, но все очень старались: за столь короткое время мало кто изменился внешне, но вчерашние дети пытались быть взрослыми, хотя многие еще даже не закончили учебу в ВУЗах. Некоторые старались предстать перед одноклассниками совсем в ином свете: тихони вдруг стали душой компании, незаметные в школе ребята привели на встречу своих избранниц, а застенчивые девушки держали себя свободно и даже вызывающе. Кто‑то решил, что важно продемонстрировать достаток. Мобильные телефоны тогда уже были практически у каждого, поэтому удивлять надо было чем‑то еще. И многие «успешные» приехали на встречу на машинах, но выглядели при этом странно: зачем приезжать на автомобиле туда, где заведомо планируют распивать алкогольные напитки? А приходилось отказываться от предложенного вина, горделиво заявляя, что я, мол, за рулем…

Именно тогда оказавшиеся за одним столом Влад и Павел Климов, переглядываясь от удивления, неожиданно начали комментировать происходящее: потуги некоторых одноклассников показать себя в лучшем виде были заметны и вызывали улыбку. Молодые люди негромко переговаривались, рассматривая окружающих, и к концу вечера нашли гораздо больше общих тем, чем с остальными в этом кафе.

В школе Влад и Павел не сказать, чтобы дружили. До десятого класса они вообще учились в параллельных классах. А потом Пашка, который участвовал во всех школьных олимпиадах по точным наукам, решил перейти из математического в обычный гуманитарный класс, где и учился Влад.

Тогда мало кто в школе понял Пашин маневр, и даже спустя год многие пытались найти этому оправдание.

Почти все учителя были единодушны – пусть Павел не посвятил жизнь высшей математике, но он безусловно способный ученик. Особенно хвалила Павла учительница географии, не слишком молодая, но бесповоротно попавшая под обаяние заметного среди сверстников ученика. Когда Паша отвечал у доски, указкой рисуя невидимые круги на карте, «географичка» складывала руки на груди и слушала Павла с задумчивой улыбкой.

Больше всех закатывала глаза учительница английского. На уроках она часто вступала в полемику с Павлом, смеялась шуткам и ценила стремительность его мысли. «Он же Шекспира в оригинале наизусть читает!» – восхищенно говорила она, заходя в учительскую и прижимая к себе журнал десятого «Б».

«Он, безусловно, гуманитарий!» – откликалась Нина Алексеевна, классный руководитель Павла и учитель русского языка и литературы.

«Он, безусловно, лентяй!» – как отрезала тогда учительница математики Виктория Эдуардовна, руководитель класса, из которого и сбежал «гуманитарий». Сказав это, Виктория Эдуардовна одной рукой придерживала сползающие очки и не отрывала глаз от лежащих перед ней тетрадей. Ее рука с зажатой в пальцах красной ручкой зависала над тетрадным листом, готовая коршуном броситься вниз и зачеркнуть, растерзать неправильные ответы нерадивых учеников. «У мужчины должен быть аналитический ум, – продолжала Виктория Эдуардовна, – Он не решит ни одну жизненную проблему, если лишен способности решить задачу по алгебре!»

В этом она лукавила: Павел продолжал блистать на всех школьных олимпиадах, а после выпуска решил поступать на архитектурный. Поэтому Виктория Эдуардовна могла быть спокойна – ее уроки не прошли даром: вступительные экзамены по математике Павел сдал «на отлично».

Вечер с одноклассниками же тогда закончился совершенно неожиданно – Павел накануне поссорился со своей девушкой, а Влад, выяснив это, тут же предложил новообретенному другу свою помощь. «Надо отвлечься!» – провозгласил тогда он, пригласив Павла к себе домой. Когда закончилось пиво, а душа по‑прежнему просила чем‑нибудь отвлечься, ребята отправились в магазин и приобрели коньяк, чтобы уж закрепить результат. Заплетающимися языками они обсуждали, как водится, коварных женщин, спорт и фильмы с Джеки Чаном. Потом решили посмотреть «Доспехи бога». Потом, конечно же, «Доспехи бога‑2». Ночь закончилась «Терминатором», которого непременно надо было освежить в памяти. Утром они договорились, что тем же вечером посмотрят «Армагеддон». На том и расстались.

Где‑то в глубине души Влад сомневался в том, что Павел снова появится на пороге его дома, но ошибся: ровно в девятнадцать часов Паша позвонил в дверь, принеся пачку пельменей и бутылку кетчупа.

Виделись они после этого часто. Способствовало этому еще и то, что Влад, в отличие от многих своих сверстников, располагал отдельной от родителей жилплощадью. Еще перед сдачей диплома в медицинском институте Влад мечтал отселить свою шумную родню вместе с младшей сестрой, потому что сосредоточиться на книгах физически не мог. Закончилось тем, что после очередных стенаний отселили его самого – родители весело предложили съехать в пустующую после бабушкиной кончины двухкомнатную квартиру.

Квартирка была малюсенькой, находилась далеко, требовала ремонта, и даже снимать ее желающих на тот момент не нашлось. Но Влад с радостью ухватился за такую возможность: сначала, конечно, в тишине дописал свою дипломную работу, а потом начал обживаться.

Квартира бабушки была ему дорога. Он помнил, как в детстве они всей семьей приезжали сюда на праздники. Мама помогала готовить бабушке ее фирменные картофельные зразы с мясом, а они с сестрой усаживались на диван, потому что передвигаться на заставленной мебелью площади было негде. Комнат было две: в одной находилась пружинная кровать, украшенная ярусами подушек, тумбочка и кресло. Больше места в ней не было. Во второй комнатушке, которую бабушка гордо называла «зала», именно женского рода, стоял диван, огромный цветной телевизор в углу, который чаще всего показывал зеленым цветом; посередине стол и толстый шифоньер, занимавший оставшиеся полкомнаты.

Каждый визит к бабушке был похож на предыдущий: папа нависал с отверткой над телевизором, а мама что‑то рассказывала на кухне. А маленький Влад, выбравшись с дивана, подолгу стоял возле невысокого серванта, за стеклянными дверцами которого хранилась ценная бабушкина посуда. В сервант складывали тарелки, вынимавшиеся только по праздникам: их так же, как и хрустальные бокалы, аккуратно перемывали, вытирали белым накрахмаленным полотенцем и выставляли на стол.

Тут же находились стеклянные фигурки и фарфоровый графин – танцующая на хвосте рыба с запрокинутой назад головой с такими же рюмочками‑рыбками меньшего размера.

Въехав в эту квартиру, Влад ободрал зеленые обои, побелил стены и отвез на дачу мебель. Но сервант остался на том же месте – с тарелками, хрустальными бокалами и рыбами. Они продолжали стоять там, где стояли последние сорок лет, – разинув рты и безмолвно удивляясь своей судьбе. На них с черно‑белой, но слегка выгоревшей от времени фотографии на стене укоризненно смотрела бывшая хозяйка, а ее муж, носивший после войны у себя в груди два осколка, весело посмеивался. Влад его не помнил: дедушка умер до его появления на свет.

Пашка, заявившийся первый раз в эту квартиру, сгорбившись возле невысокого серванта, долго таращился на сине‑золотые рыбьи бока, потом кивнул непонятно чему и сказал: «У моих тоже такие стояли». И вздохнул.

А Влад удовлетворенно подумал: «Наш человек».

А человек, как иногда казалось Владу, совершенно не спешит домой. Он мог приехать к другу на выходные, и они часами обсуждали ту или иную тему, пока за окном не начинало светать. Павел познакомился с родителями Влада, по‑дружески хлопал по плечу его младшую сестру, весело спрашивая:

– Уроки сделала?

Вера – сутулый подросток в мешковатой одежде – хмурилась, краснела и бормотала что‑то невнятное.

Периодически Павел исчезал – и Влад знал, что он занят или работой, или увлечен девушкой.