Прозрачный дом

Она схватила молоток, лежавший в ящике с инструментами, и, воодушевленная возможностью обрести свободу, двумя ударами сбила хлипкие петли.

Домой старшая пионервожатая шла еле передвигая ноги. Кожа на руках была стерта, блузка и юбка разорваны в нескольких местах. Уставшая и опустошенная, она задавалась вопросом, ради чего была затеяна вся эта акция. Ей не верилось, что ученики могли устроить нечто подобное, – ведь она даже не успела с ними толком познакомиться. Неужели жизнь без родительской любви могла так ожесточить их? Ольга не хотела борьбы, но и сдаваться было не в ее правилах. «Бояться проклятия – вздор, а идти на поводу у шантажистов и вовсе малодушие», – рассуждала она сама с собой.

Войдя во двор учительского дома, Ольга почувствовала облегчение, хотя это место еще не стало для нее настоящим домом, но то, что здесь жили взрослые, уже вселяло надежду. Ветер к этому моменту разыгрался нешуточный. Ветки акаций стучали по балконным решеткам, поскрипывала сорвавшаяся с верхней петли ветхая дверь подъезда. Осенние листья, собранные дворником в кучи, разметало по потрескавшемуся тротуару.

Вяло освещал двор единственный тусклый фонарь.

Ольга Васильевна поежилась от холода, когда на скамейке у подъезда увидела девушку, которая поднялась ей навстречу, кутаясь в широкий клетчатый шарф. Холодный ветер трепал складки ее платья и раздувал волосы, выбившиеся из‑под тонкого красного берета. Это была учительница литературы, высокая, фигуристая особа с большими испуганными глазами. Жила она на первом этаже в квартире напротив, но с Ольгой Васильевной ни разу не заговаривала, даже наоборот, каждый раз при встрече таинственно исчезала за дверью. Пионервожатая не помнила ее имени, только удивлялась густоте ее шелковистых каштановых волос.

Когда девушка подошла вплотную, Ольга наконец смогла рассмотреть ее лицо: сияющая, будто фарфоровая кожа, густые черные ресницы, чуть вздернутый кукольный нос и излишне большие, немного навыкате глаза. Ее правая рука потянулась к разорванному рукаву блузки пионервожатой. Ольга Васильевна вздрогнула и отвела глаза в сторону. Девушка поспешно накинула на Ольгу свой шарф:

– Вы выбрались, как я рада, – проговорила молодая учительница, дрожа всем телом, – я так волновалась, что они навредят вам.

До этого мгновения Ольге Васильевне отчего‑то было жаль пугливую девушку с большими глазами, но то, что она была как‑то замешена в произошедшем, ее ужасно разозлило:

– Вы что же, все знали?

– Ну я предполагала, что они обойдутся с вами жестоко, постараются напугать.

– Кто они? Можете объяснить яснее? – совсем потеряв терпение, почти прокричала Ольга Васильевна. – Как вы могли не предупредить меня?

В ответ девушка сделал шаг назад, шмыгнула носом и вдруг заплакала.

– Постойте, ну что же вы как маленькая? Как вас зовут? – бесцеремонно хватая девушку за руку, не отступала Ольга.

Но не успела девушка вымолвить и слова, как в одном из окон послышался шум, створка распахнулась, из нее показалось раскрасневшееся лицо Колбы:

– Полина‑Солнышко! Куда вы пропали? Сказали, что на минутку – подышать. Поторопитесь, а то торта для вас не останется! – прокричала надрывно женщина, пытаясь заглушить звуки смеха и музыки, доносившиеся из квартиры Тимофея Михайловича.

Полина еще больше побледнела, выдернула свою руку из цепких пальцев Ольги Васильевны и скрылась за дверью подъезда, быстро постукивая тоненькими каблучками. Напоследок лишь блеснули в свете фонаря ее рассыпавшиеся по плечам волосы.

 

Глава 5. Пра – ле, пра!

 

После смерти отца Сергей взял на себя роль главы семейства. И если в первое время Ольга Васильевна его попытки вести себя как отец принимала снисходительно улыбаясь, то со временем поняла, что помощь сына, особенно в домашних делах, во многом облегчила ей жизнь.

– Выходные – это для женщин, сынок, – любил поговаривать отец, наставляя Сергея, отправляясь за продуктами на самый дорогой рынок города, – а мы, мужчины, должны обеспечить семью всем необходимым на будущую неделю.

Сейчас Сергей, конечно, не мог позволить себе выбирать парное мясо и густую сметану, прохаживаясь между лотков тружеников села, но каждое воскресенье, просыпаясь раньше матери, он отправлялся в маленький гастроном в конце улицы со списком продуктов и несколькими аккуратно сложенными синими купюрами достоинством в пять рублей. Не были исключением и выходные после дня рождения Тимыча.

Сергей встал с кровати сразу как прозвонил будильник, по‑спартански бодро принял ледяной душ, сделал пятьдесят приседаний и двадцать отжиманий, аккуратно разутюживая руками складочки одеяла, заправил кровать и, надев любимый джинсовый костюм, подаренный отцом, отправился за продуктами. Но не успел он сделать и пары шагов, выйдя из подъезда, как неожиданно показавшаяся из‑за угла дома учительница литературы впечаталась в него со всей силы, держа в руках латок с тридцатью куриными яйцами.

– Да что же это за наказание! – воскликнула девушка, простирая вперед руки, рассматривая стекающие с плаща желтые скользкие подтеки, смешанные с белой колючей скорлупой от разбившихся яиц. – Это же мой новый плащ, откуда ты только взялся на моем пути?

Увидев, что куртка Сергея пострадала гораздо больше, чем ее плащ, Полина Андреевна уже была готова рассмеяться и сказать, что они теперь друзья по несчастью, но юноша покраснел и, смахнув с себя остатки прилипших яиц, недовольно процедил:

– Это вы влетели в меня и даже не извинились!

Потом резко отвернулся и широко ступая пошел обратно домой, что‑то бормоча себе под нос.

Он знал, что эта девушка живет в квартире напротив, и все зовут ее Полина‑Солнышко. Но он никогда не видел, какую прелестную тень оставляют ее длинные ресницы на белой коже лица и как волнующе она облизывает свои чувственные губы, перед тем как начать говорить. Зайдя в подъезд, Сергей устыдился, что оставил девушку, пусть даже легкомысленную и неуклюжую, без помощи посреди улицы. Он недовольно выдохнул и решил вернуться, но рядом с Полиной уже хлопотал тучный мужчина с красным лицом и пушистыми усами.

– Ах, Лев Борисович, спасибо, – собирая остатки разбитых яиц в раскрытый мужчиной полиэтиленовый пакет, говорила Полина, периодически поглядывая на свои измазанные руки. – Простите, что испортила вам поход в магазин, во что же вы теперь будете складывать продукты?

– Ничего, Полиночка, сбегаю домой за авоськой, у моей Нины Ивановны этих авосек хранится в кладовке уйма, и все разных цветов, – успокаивал ее мужчина, обтирая полы ее плаща клетчатым носовым платком, а потом, пожимая плечами, спросил: – Вот только я не пойму: если вы не упали, то как получилось разбить все яйца?