Путь в Никуда

Эприн чуть замешкался перед воротами, поправил на плече походную сумку, проговаривая про себя все то, что будет говорить старшему посреднику. А расскажет ему он все, кроме того эпизода, где Барр жаловался на бессмысленность войны. Зачем солдату жизнь портить? Да и не относилась кроткая беседа у костра к нападению разбойника. Хотя какой там разбойник? Впору поверить в существование призраков. Но ломать мировоззрение? Заставлять себя менять взгляд на жизнь? Эприну всегда казалось странным быть в круге Двуликого, в сердцевине тайны и волшебства. Ведь именно так и воспринимает простой люд посредников. Конечно, никаких тайн и чудес не было. Мир плоский и одномерный. Это человеческий ум создает новые миры и неведомые страны. Но в тоже время вот она: загадка существа из леса. А есть ли загадка? Противоречие?

Эприн постучал.

И все‑таки неестественным показалось верить в Двуликого – в божество, которое довлеет над жизнью людей, – и одновременно не верить в духов. Ведь все едино, все живет в этом мире. И, если есть Двуликий, почему бы не быть иным сущностям?

Деревянные ворота с тихим скрипом приоткрылись, и в проеме появился юноша.

– Мое почтение господину посреднику. – Юноша поклонился.

Святой отец ненадолго увидел коротко остриженную голову. «Послушник, –  понял Эприн, – вот только имени его я не помню».

– Отец Эрх у себя?

– Да, его старейшинство, у себя. – И юноша открыл шире ворота, впуская Эприна.

Эприн осмотрелся.

«Когда я в последний раз был здесь?»

Последний раз, верно, месяц назад и за месяц ничего не изменилось. Это то постоянство, которое всегда в радость, и которое успокаивало. Ему показалось, что проходя эти ворота, он начнет дышать свободнее и спокойнее. Да, свобода – это спокойствие, это уверенность. Или, действительно, воздух здесь иной?

Эприн бросил взгляд на юношу. Тот, не обращая внимания на посредника, занялся своей работой: взял деревянные вилы и продолжил раскидывать свежую солому. Мягкая подстилка шуршала под ногами и влажно пахла.

Святой отец пересек двор и по крутой лестнице поднялся в коридор и далее очутился в покоях старшего посредника. Тот уже встречал его, сидя в кресле.

– Ну, проходи, проходи. Я тебя давно жду, отец Эприн. Услышал, петли скрипнули – ты, значит, появился. Кто ж еще. Как чувствовал, что ты придешь сегодня, даже на прогулку не выходил.

Эрх, перебирая в левой руке четки, сверлил взглядом Эприна. Эприн понял, что спустя месяц, изменилось‑таки многое. Старший посредник постарел на целый год. Немощь все больше и больше завладевала телом Эрха. Кожа стала подобно старому пергаменту, сухой и сморщенной. Только глаза живые и смотрели с любопытством и в самой их глубине, если приглядеться, можно рассмотреть многие годы, канувшие в неизвестное, называемое прошлым. Эприну ненадолго пришло на ум сравнение с двумя огоньками, которые вопреки всему светят и преодолевают время. Человеческая жизнь – огонь во тьме.

Эприн не был обременен тесными узами со старшим посредником, хоть Эрх и был его наставником. Но он, человек, готовящийся сделать шаг в иной мир, вызвал у Эприна неясное уважение и даже душевный трепет.

– Я слушаю. Что молчишь? – И посредник рассказал все, как и решил заранее.

Эрх погрузился в задумчивость. Взгляд его на мгновение потух, а затем вспыхнул озаренный мыслью.

– Помоги мне подняться.

Эприн взял под локоть Эрха и подвел его к окну. У сводчатого окна стояла высокая лавка, грубо сколоченная и потемневшая от времени. На подоконнике лежали принадлежности для письма. Эрх сел на лавку и, намотав на исхудавшее запястье четки и посмотрев отрешенно в окно, произнес:

– Когда я хожу, легче думается.

Эприн заметил, что зрачки старшего посредника двигаются. Он за кем‑то наблюдал. Наверно, за послушником во дворе.

– Святой отец, – неожиданно громко проговорил Эрх, переведя взгляд на собеседника. – Ты слышал о змеелюдах?

– Я читал о них, ваше старейшинство. Но я не верю в их существование.

– Надеюсь, ты все мне рассказал?

– Да. И я понимаю, на что вы намекаете. Обычно, так писалось в легендах о змеелюдах, после их нападений никто не выживал. Они дочиста высасывали жизнь из жертвы. Но Барр жив, и, даже я бы сказал, бодр.

– Бодр, – прошептал с ноткой упрека Эрх и вновь посмотрел во двор.

Упоминание о бодрости его задело. Он тоже хотел быть бодрым, хотел быть молодым, а не еле передвигать ногами по дому и, гуляя, не уходить дальше, чем границы земель храма Двуликого. Да и к чему все тайны Двуликого? И что они? Да и стоят ли они мимолетной молодости?

Молчание длилось долго. Эприн ждал, когда старший посредник отпустит его.

– Посмотри на этого юношу, – заговорил Эрх. – Он тщится постичь тайны Двуликого. Он готов положить на это всю жизнь. Жизнь в обмен на тайну бытия. Он ради этого пошел в послушники. Как тебе это понравиться? Но главная тайна в том, что ни одна тайна не стоит человеческой жизни. Жизнь – вот главная тайна.

Эприн, опершись о подоконник, выглянул во двор. Послушник покрыл свежей соломой весь двор, отчего двор стал выглядеть уютнее.

– Может, жизнь того стоит? Все‑таки? – тихо спросил святой отец.

– Возможно. – Эрх вновь сосредоточенно посмотрел на собеседника. – Вот что, Эприн, отправляйся‑ка ты обратно и присматривай за Барром. Ничего не спрашивай, что делать тебе конкретно, ибо я и сам не знаю. Я лишь чувствую, что здесь не все так просто, но объяснить что именно, не могу. Я напишу просьбу приписать тебя к королевскому войску. Надеюсь, маршал не будет противиться еще одному посреднику.

Эприн помог развернуть сверток бумаги, снял крышку с чернильницы.

– Ну, вот и все, – сказал Эрх, когда прошение было написано. – Но отправляться к маршалу прямо сейчас не стоит. Это может вызвать подозрения. Отдохни дня два, а лучше три. Кстати, свидишься со своим старым другом Аркусом. Ты давно хотел. Он все там же. Не отказался гордец от мирского пути – преподает в светской школе.

Эрх печально улыбнулся и протянул свиток Эприну. Тот взял его и спрятал в походной сумке.

– Можешь идти, – разрешил старший посредник. Но как только святой отец открыл дверь, Эрх громко проговорил: – Закрой дверь. – Эприн закрыл. – О змеелюдах никому ни слова. Аркусу, конечно, можешь рассказать. А если поползут слухи, народ‑то суеверный, так ты будь в стороне. Старайся, чтобы тебя меньше видели с Барром. И да, не змеелюд это вовсе. А теперь точно все. Прощай.

И Эприн вышел в коридор, но сделав пару шагов, удивился: «Почему «прощай»? Или его старейшинство не надеется больше на встречу?»