Ради красоты

Что мне делать? – в очередной раз спрашивала она у себя, сидя в душном офисном кабинете. Ею овладевало мрачное отчаяние, одиночество, предвещающее бездну.

В её смутном сознании укреплялась мысль, что она торгует абразивами всю жизнь и умрёт здесь же, за этим офисным столом. Работа была ей ненавистна, ничего не радовало. Она смотрела в пустоту экрана, и мысли напрочь улетучивались. Она видела вокруг себя предметы, осознавала происходящее, но не могла поверить, что это и есть настоящая жизнь.

Яня достала блокнот. Белоснежное пустое пространство оставалось белым и пустым. Она наклонилась ниже, и тогда листок превратился в широкую деревенскую дорогу, на которой, если прищуриться, можно разглядеть играющих в снежки детей.

Взгляд блуждал по поверхности стола, пока не наткнулся на подставку с канцелярскими принадлежностями. Яня потянулась за ножом, внимательно изучила маленький кусок пластмассы с металлом, силясь что‑то разобрать. С характерным хрустом она потянула за кнопку, обнажилось потемневшее лезвие.

Яня посмотрела на листок – никаких ощущений, мир такой же далёкий.

– Мы оба знаем, почему ты оказалась в том месте, – произнёс воздушный голос, – что ещё оставалось делать, если ты жила в такой среде? Неудивительно, что ты искала убежище, где розовые облака, белые птицы и, может быть, шум моря. Я, кстати, так ни разу и не побывал на море. Хотя кого это волнует. Я уже старый, а значит, никчёмный. Конечно, ты захотела найти другой дом, более красивый. Ведь ты видела, как легко сгинуть в пыльной жаре. Ты бы так же, как и я, стала чем‑то замершим. Залитым брелоком. Мёртвой аквариумной рыбкой. Твоим любимым гербарием. А теперь ты можешь создать собственный мир, освятить его краской – любыми цветами. Но тебе ведь нравится только красный. Ты и есть главная краска. Делай надрез на пальце, рисуй небо, горы, радостных людей. Рисуй жёлтым, зелёным и голубым, но только кровью.

Смерть, настолько жестокая и неподготовленная, никак не вписывалась в понимание красоты жизни. В памяти Яниты всплыли обрывки воспоминаний: закрытый гроб, кладбище и множество вязких тёмных тонов. Но ужас граничил с чем‑то другим, как будто была в нём застывшая фарфоровая красота, что приняла конечную форму.

Незаметно под столом Яня задрала юбку и провела канцелярским ножом по бедру. Капроновые колготки и кожа одинаково ровно расползлись в стороны. Боль забилась в ноге, будто что‑то живое стремилось выбраться наружу. Пульсация перемещалась всё выше и выше, пока не слилась с болью в плече. По телу побежали мурашки, в голове словно взорвался огненный шар, Яня затряслась, разбилась на ощущения. Всякая боль исчезла, сменившись опустошённостью и тоской. Яня приложила белый листок к бедру и, когда отняла его, то увидела будущий рисунок. Не пейзажи или травки, это должен быть космос.

– Ты будешь меняться не только снаружи, но и внутри, – продолжил воздух.

– Янита, что ты там делаешь? Неси скорее отчёт! – тявкнула начальница.

– Мне нужно ещё пять минут, – не сразу отозвалась Яня, пряча листок.

По мере того как останавливалась кровь, Яня возвращалась в тело, только сейчас осознавая, что произошло.

В абразивном мире построили столовую. В абразивном мире кормили. Анализ и расчёты подтвердили, что рабы лучше работали, если ели. К Яне подсел продавец, в разговоре приглаживал залысину, кашлял в кулак.

– Ох, и давно не было у нас в фирме таких молодых и красивых, – бормотал он. Яня молчала, пережёвывала суп. – Слышишь?

Она нахмурилась, а затем неожиданно для себя подмигнула и пошла за добавкой.

Возвращаясь к столу, Яня споткнулась и вылила тарелку с супом на своего соседа.

– Твою мать, как можно быть такой неуклюжей! – вскричал толстяк, вскакивая с места.

– Извините, – сухо произнесла она.

Тут же зарокотал одобрительный смех коллег, весь обед подшучивали над толстяком, отбивали в воздухе ладоши. Яня не реагировала, доедала остатки супа и проверяла – ни одного приглашения на резюме. Часто дышала. Тарелка из‑под супа полетела на пол.

 

* * *

 

Дома на грани умопомешательства Янита закончила начатый на работе рисунок. Озадаченная тем, как он был создан, она не заметила, что впервые во время рисования боль в плече её не мучила.

Янита тут же показала новое творение Богдану. Космос на рисунке манил, тянул в несуществующие глубины, обволакивал переливающейся мерзлотой. Богдан замер или впал в транс, а когда очнулся, стал молчаливым и печальным. Крепкая, беспробудная тоска отразилась в его глазах. Именно этой всеобъемлющей безнадёжностью насквозь была пронизана работа. Богдану, наконец, открылся дар Яниты.

– Как такое возможно? – сказала Яня в пустоту, ни к кому специально не обращаясь.

Она ходила сама не своя, не желая верить, что кровь стала той краской, которую она так безудержно искала. Яня отгоняла навязчивую мысль, что применить такую основу посоветовал проявившийся голос. Убедив себя, будто эксперименты с кровью – это всего лишь расстройство разума, она спрятала рисунок и постаралась забыть о нём.

Неделю за неделями Янита готовила краски из трав, рисовала новые картины, но как бы она ни старалась, они не передавали её дар другим. Синдром Стендаля передавался только через рисунок, родившийся на крови.

В её голове мелькал один и тот же вопрос:

Должна ли я сделать всё ради своей цели или имеются границы, за которые нельзя выходить?

После очередной неполучившейся картины Яня раздражённо бросила кисточку и метнулась к окну.

– Чего шумишь? – сквозь сон спросил Богдан.

Янита не отозвалась, она вглядывалась во мрак за окном. Улица в свете фонарей казалась пугающей, а появившиеся звёзды мерцали, словно чешуя на мёртвой рыбе. Яня впервые ничего не испытала от великолепия темноты, поскольку величие мысли стало сильнее: Кровь не выход, это то, до чего я дойду, если останусь здесь. Нужно научиться рисовать лучше! Намного лучше. И может быть, тогда главное не ускользнёт, не унесётся прочь, как всё остальное.

Вслух же она произнесла другое:

– Мы не властны над жизнью. Пустые, бесполезные оболочки. Единственное, что всех нас объединяет – это сон. Нескончаемый, беспробудный сон. Впервые я по‑настоящему увидела картину полгода назад. Наткнулась на розовое море. И оказалось, даже море существует в собственной ирреальной реальности. А я в человеческой пустоте. Но сейчас всё изменилось! Не знаю, как вам теперь меня найти, но с тех пор я существую в картинном покое. Пусть остальные спят, держатся за свою стабильную скуку, но меня больше нет. Пусть говорят всё что угодно, меня здесь больше нет. Где я? Ну, спроси меня, где я! Теперь я живу в мире красоты.

– Янита, что с тобой?

– Нам пора уезжать.

Янита БЕЛОВА 1990–2020

Отец Василий Хармс. 2017 г. Холст, масло