Ради красоты
С годами её особенность тонко воспринимать красоту раскрывалась, позволяла проникать в предметы глубже, становиться с ними чуть ли не одним целым. Ещё минуту назад она была камышом, пригретым солнцем, теперь она стала корой дерева и ощущала под собой густую смолу. Но полностью отслоиться, ускользнуть из реальности не позволяло тело: болью в плече оно всё время возвращало обратно.
– Почему не перестанешь рисовать? Неужели это важнее самочувствия? – Богдан вглядывался в её лицо.
– Я и так рисую не каждый день.
– Не обижайся… Мне просто тяжело видеть, как ты мучаешься.
Яня протянула руку, погладила его по щеке.
Она не понимала, чем заслужила любовь Богдана. Разве она его достойна? Он добрый и красивый, а она – калека во всех отношениях. Поэтому, желая сократить расстояние между ними, она старалась рисовать лучше, и хотя бы так привнести в его мир немного красоты. Чуть ли не каждый месяц Яня торжественно вручала Богдану рисунки, сомневаясь, что делает достаточно. Вот если бы только она закончила художественную школу…
– Дома всё в порядке?
– Не знаю, – Яня передвинула на полотенце клевер. У родителей что‑то происходит, – но они ничего мне не говорят. Оберегают, видимо.
– Мы все тебя оберегаем.
Парк заполнился пением кукушки.
Яня вытянулась, подняла руку вверх.
– Слышишь?
– Ты о чём?
– Кукушка‑кукушка, сколько мне жить осталось? Один, два, три…
Богдан считал вместе с ней.
Вдалеке звучал голос бабушки:
– Богдан пригожий. Волосы пышные, как у девочки. Но Богдана любят не за красоту, а за огромное сердце. Даже во сне Богдан помогает перевозить чужие вещи. Ему кажется, что он похож на подорожник. Поскольку любит дороги и раны. Но своих болей у Богдана не меньше. Их он любит ещё сильнее. Если бы боль была водой, то Богдан превратился бы в рыбу. Богдан обожает музыку и не выносит книг. Он не любит всё маленькое и поэтому закрывает уши от муравьёв. Нужно целовать Богдану ступни, но люди этого никогда не делают, они губят его. Особенно те, кто рядом. Ведь пригожее хочется под корень срезать, а не ласкать.
Яня попыталась встать. Богдан не позволил.
– Чего ты хочешь больше всего на свете?
От его кожи исходило свечение. Дрожа от волнения, Яня пыталась ухватиться за этот свет.
– Вот бы научиться отражать красоту.
Богдан машинально отстранился.
– Нам нужно не это, нам нужна белизна, чтобы очиститься.
Тоненькие и лёгкие, они вспорхнули с места и, взявшись за руки, скрылись в зарослях камыша.
Шпана
Узловатыми пальцами больной руки Янита держала кору дуба, другая рука вцепилась в банку с водой. Никогда её тело не бывало в таком согласии, как при приготовлении краски. Яня замерла, внимательно прислушиваясь к тому, как потрескивал огонь под небольшой металлической кастрюлей. Взмахнув рыжей копной волос, она плеснула в кастрюлю воду. Пузыри на поверхности жижи опали.
– Что ты опять здесь делаешь? – спросил отец.
– Добываю золото из недр земли, – хохотнула Яня.
– Интересно, дождусь ли я, когда ты добудешь из недр что‑нибудь съедобное.
– Когда я нарисую ту самую картину, ты будешь сыт, как никогда.
– А разве мать не запретила тебе на кухне грязь разводить?
Он вышел на балкон и прикрыл дверь, ему нужно было позвонить. В последнее время он всегда закрывался, Яня подозревала, что его поведение как‑то связано с гранатами, но спросить не решалась.
Она достала из тумбы марлю и резинкой закрепила её у горловины банки. Когда краска будет готова, её следует процедить.
Янита никогда не начинала примерять к картинам краску, пока с точностью не отрабатывала способ её приготовления. Нельзя допустить, чтобы краска закончилась, а Яня не знала, как воссоздать цвета.
– Я на работу, – сказал отец у неё за спиной.
– Зачем? У тебя же сегодня выходной.
Отец не ответил, отчего у Яни вмиг изменилось настроение. Она выключила огонь, хотя вода ещё не закипела. Ждать, когда её особенность проявится в полную силу, было больше невозможно. Пришло время действовать.
На улице шёл дождь. Яня запрокинула голову, холодные капли били по глазам, губам, подбородку, отчаянно прижимались к шее, чтобы через мгновение улизнуть, скрыться глубоко под футболкой. Янита не знала, как уговорит бывшего преподавателя заниматься с ней, ведь родители не дадут денег на рисование…
Значит, нужно будет устроиться на работу, бросить институт… Ну и ладно, всё равно он только время отнимает!
С неотвратимой решимостью она быстро дошла до дома, на первом этаже которого располагалась художественная школа. Заветная дверь оказалась запертой. Яниту обдало жаром.
Этого не может быть!
Задыхаясь от бессилия, она нажимала на звонок снова и снова, пока не открылась соседняя дверь.
– Чего звонишь? – спросила пожилая женщина. – Нет там никого, непонятно что ли?!
– Здесь была художественная школа, – промямлила Яня.
– Была да сплыла! Он ещё в том году в Москву уехал. Раньше приходить надо было.
Казалось бы, что ей стоило прийти сюда раньше, двадцать минут пешком, и вот она – та самая дверь. Однако нет никаких сомнений, что тонкая связь Яниты с миром, давно бы привела её сюда, если бы это хоть как‑то могло повлиять на её судьбу. И конечно, Яня признается себе в этом позже, ну а пока, она повалилась на мокрый пол и достала из кармана маленький блокнот.
* * *
