Ради красоты

– Но ведь тогда целыми днями придётся находиться на людях, – он на секунду задумался. – Ты же слишком стеснительная для такой работы.

– Просто мне кажется, что я могла бы стать полезной миру искусства, – она постеснялась сказать «людям, тебе». – Разве это не стоит усилий?

– Ты обманываешься! Все твои мечты эгоистичны. Ты послушай себя: «Идеальная картина, которая принесёт радость каждому», – он театрально растягивал каждое слово. – Такое невозможно!

Серые обои за его спиной в тусклом свете лампы казались Яните фиолетовыми, от теней они словно колыхались, волновались кружевом узоров.

– Яня, – примирительно выдохнул Богдан, взяв её за руку, – в тебе не дар, а повышенная чувствительность. Прошу, услышь меня, наконец!

Он прижал её голову к груди. Янита расширилась и услышала неуловимый для него звук, отдалённо напоминающий скрип половиц – так звучали её волосы под его пальцами.

– Сегодня я отправила в ту галерею в Москве, о которой я тебе рассказывала, свою картину, – поспешно выговорила она и замерла в ожидании «приговора».

– Теперь ты уже и в Москву собралась?! – Богдан отстранился. – Мы же дальние города не рассматривали! Ладно, обсудим позже.

Перед сном Яните вспомнилось то роковое падение с лестницы. Она вглядывалась в каменное лицо Давида, когда поднялась мелкая вибрация. Вибрация становилась сильнее, отчего волосы на голове Яниты в секунду наэлектризовывались. Не спеша она протянула руку, чтобы коснуться скульптуры, но Давид надул щёки, сложил губы трубочкой. Забыв, что позади неё лестница, Яня в ужасе попятилась назад. На секунду она зависла в воздухе, пытаясь удержать баланс. Но Давид всё же выдохнул.

 

Чёрное небо, розовое море

 

– Закрывай дверь, закрывай! – радостно кричал Яните отец, забегая в квартиру и придерживая руками автомат.

– Чьё это?

– Отнял. Тупицы юные совсем не шарят, кто перед ними, – ухмыляясь, отец поставил автомат в угол и скинул китель. На лице красовался фингал.

– Ты о ком? Ты отдашь его?

– Дай пудру глаз замазать, – сказал он, разглядывая себя в зеркале.

Янита достала косметичку.

– У нас не будет проблем? – спросила таким тоном, словно это она была родителем.

Он отмахнулся, в каждом его движении проявлялось ребячество и озорство. Яня невольно улыбнулась.

В эту же секунду раздался дверной звонок.

– Прыгай в окно! – смеясь, произнёс отец.

– Но я только начала рисовать.

– Давай! – настойчиво повторил он.

Яня замешкала, тогда отец подтолкнул её к двери в комнату. Она обречённо вздохнула и, не взглянув на рисунок, где залитые солнцем поля искали своё продолжение, взяла сумку и открыла окно. Хоть они и жили на первом этаже, прыгать было страшно. Раздался ещё один звонок, и Яня выпрыгнула.

– Чёрт, – вырвалось у неё, когда она взглянула на свои сине‑розовые носки. Помедлив, она набрала на телефоне номер однокурсницы, живущей рядом с институтом. – Привет. Ты в общаге? Не одолжишь кроссовки?

Ступая по израненному лужами асфальту в одних носках, Яня ругала себя за то, что была так мягка с отцом. Но в автобусе раздражение отпустило, поскольку проплывающие мимо дома, гаражи, баннеры с рекламой подрагивали в серебристой дымке тумана. Незамеченным для Яниты осталось лишь то, что пассажиры с любопытством разглядывали её ноги.

 

* * *

 

Переводя взгляд с грязных голубых кроссовок на полинялое здание института, Янита чуяла, что сегодня ей не хватит терпения усидеть на парах. Она надела наушники и скользнула по влажной траве. Загребая мусор ногами, она пыталась поднять его выше, закрутить и запаять в воздухе, словно это были элементы единой урбанистичной картины.

На стене, напоминающей грунтованный‑перегрунтованный холст из‑за множества слоев краски, мелькнул непропорциональный человек с крыльями. Всего лишь однажды Яните удалось писать на холсте – ещё в художественной школе. Осторожно приблизившись, она провела рукой по бугристому бетону, точно ожидая увидеть в рисунке большее.

В отличие от матери, Яните нравилось, когда отец выпивал. Она понимала, какой вред здоровью наносит привычка, тем не менее, в эти моменты отец точно вырывался из заточения и, предаваясь фантазиям о лучшей жизни, не бросался в безысходную волну. После Яня часто думала: «А был ли у него другой путь, могла ли его жизнь сложиться иначе?» И каждый раз она обречённо заключала, что мир слишком отзывчив к людям и не мог не вручить все ключи от заветного сундука с счастьем.

Возле дверей здания, где раньше располагался торговый центр, толпились люди.

– Что здесь происходит? – спросила Яня у школьниц.

– На втором этаже открывается галерея, – деловито произнесла то ли их мать, то ли учительница. – Это первая галерея в городе!

– Не может быть?! – завороженно проговорила Яня.

– Ты хоть знаешь, кто приехал на открытие? Хотя откуда тебе знать, – женщина оглядела Яню и дольше положенного задержала взгляд на кроссовки.

– Кто приехал на открытие, – передразнила Янита.

– Бестолочь! К нам в город приехал сам Виталий Пресин. А нам и показать нечего, кроме необразованной молодёжи. Девочки, отойдите от неё!

– Отойдите от неё, – Яня залилась смехом.

Ровно в тот момент, когда Янита решилась дотронуться до манящего синевой банта рядом стоящей девочки, толпа продвинулась вперёд.

Количество света в белоснежном пространстве ошеломляло. Яня пошатнулась, точно увидев нечто нереальное, неземное, невообразимое.

– Проходите быстрее! – сказала работница галереи и подтолкнула Яниту вперёд.

Сделав несколько шагов, Яня снова замерла. В зале, в который бы вместились три, а то и четыре квартиры Беловых, на каждой стене висели огромные полотна. Яня едва дышала, не в силах отвести взгляда от калейдоскопа чужих переживаний.