Ради красоты
Яня сидела на скамейке детской площадки, правое плечо последние дни нещадно болело, таблетки не помогали, оставалось только бесполезно массировать его другой рукой. Но впервые ей не хотелось избавиться от физической боли, потому что это отвлекало от мрачных мыслей. Для Яниты настала череда немыслимых открытий. Что не только мир, но и близкие люди будут мешать ей исполнить мечту, поскольку существует незыблемая грань между реальностью и фантазиями. И если ты сам не в силах отделить одно от другого, то что‑то чужеродное и упрямое сделает это за тебя.
Детский смех, что звенел в округе, успокаивал её, в нём вспыхивал и усмирялся свет, в нём скрывались ответы и отражалась любовь. Яня жадно впитывала образы, не умея остановиться. Прошло несколько минуты, и она уже не злилась на мать, не гневалась на людей, создающих оружие, её переполняла благодарность к всеобъемлющей детской искренности.
– Костя, не играй с этим мальчиком, он научит тебя плохому! Вон как у него лицо расцарапано, – донеслось с соседней скамейки.
Яня вскочила с места и побрела домой. Нельзя так с детьми, нельзя так, – всё думала она, пока мимо пролетали голоса с «купил», «получил», «сделал». И только она испугалась, что может стать голосом, раздалась музыка. Уличные музыканты играли так, словно слились воедино волны, ветер и стрекот цикад. Яня положила им в шапку последние тридцать шесть рублей, ведь они сумели продолжить детских смех, и потому свет сегодня победил. Об этом нужно было рассказать всем. Какой цвет передаст ощущения, может быть, краска из мальвы?
– Богдан, пойдём со мной! – крикнула она, едва перешагнув порог. – Там музыканты…
Богдан выглядел раздражённым, он торопился на день рождения к другу.
– Терпеть не могу уличных музыкантов. И где мой шарф, в конце концов?! Я сколько раз тебе говорил не трогать мои вещи?!
– Почему?
– Потому что у них нет слуха! А ты почему гуляла вместо того, чтобы работу искать?
Янита опустила голову, почувствовав укол вины.
– Ела хотя бы?
Она замешкала, а затем, всё так же не поднимая головы, произнесла:
– Да, йогурт покупала.
– Врёшь?
– Нет, тридцать шесть рублей стоил. В магазине у парка. Не веришь, проверь! – с вызовом произнесла она, пугаясь собственной лжи.
– Окей, дождись меня, я ненадолго, – накинув куртку, он вышел из квартиры.
Оставшись одна, Яня достала альбом и, в упоении напевая музыку, болезненным взмахом провела кистью с синей краской. Проявилась детская весёлость, зашевелились под пальцами струны, разразилась благодать.
* * *
Земля сплошь покрылась опавшими листьями. Янита наслаждалась хрустом, раздающимся из‑под ботинок: хруууп, хруууп, а если побежать: хру, хру, хру, хру. Девушка, идущая навстречу, отодвинула капюшон, демонстрируя Яне, что с любопытством её разглядывает. Янита отвернулась: хруп, хруп.
На секунду она остановилась, задрала голову и чуть не закричала от восторга – на дереве сидела синичка. Скинув перчатки, Яня положила на скамейку блокнот. Прищурилась, задумалась над цветом, сейчас она была не согласна с общепринятым мнением, что грудка у синиц жёлтая. С внутренним голосом они сошлись на трёх цветах: грушевом, светло‑оливковом и янтарном.
– Ну уж точно не жёлтый! – вслух воскликнула Яня, только сейчас осознав, что потеряла счёт времени.
Перчатки затерялись в листве, с трудом их отыскав, она помчалась к галерее. У самого входа она поскользнулась и, вцепившись в дверную ручку, залилась смехом. Администраторша, лопающая конфеты, даже не взглянула на неё.
Янита вынула из рюкзака папку с рисунками и подошла к девушке.
– Скажите, а вы, случайно, не выставляете работы начинающих художников?
– Нет, – ответила девушка, не поднимая головы.
– А может быть, вам нужны экскурсоводы?
– Нет.
– Скажите…
– Девушка, нам никто не нужен! Вы мешаете мне работать, – только сейчас администраторша взглянула на Яню и оскалилась коричневыми зубами.
От неожиданности Яня смяла папку, которую держала в руках.
– Спасибо, – растерянно произнесла она и вышла на улицу.
Город окутывал густой аромат, сотканный из запаха травы, бензина и тревоги на лицах. Янита продолжала прижимать папку к тощему животу, не замечая, что листы под моросившем дождем мокли.
* * *
Холодало. Порывы ветра взбивали истрёпанные края пальто, пока Яня плутала по пустым улицам.
Не один день она простояла в холе краеведческого музея: высматривала, просила и доказывала, только что не отдавала честь и не маршировала. Не пришлось. Над ней сжалились раньше, пустили к менеджеру по персоналу. В теремок.
Собеседование проходило в большой комнате, напоминающей класс. Каждое слово здесь отдавалось эхом и тем весомее казалось.
– Радует, что до сих пор почётно работать в музее, – сказала пожилая женщина, пролистывая лаконичное резюме Беловой. – Каждый день просятся к нам, не пугает ни маленькая зарплата, ни большая ответственность. Почти как в двухтысячные. Голова кругом. Ну, а вы… Образование непрофильное, опыта нет. С рукой что?
– Я готова на любую работу!
– Мы могли бы предложить позицию уборщицы, но, боюсь, вы не справитесь даже с этим, – бросила взгляд на правую руку Яни.
Яня вздрогнула и закрыла лицо ладонью, затем поднялась с места другая – смятённая и уставшая.
– А я бы и не согласилась на эту работу. Как и не стала бы работать в столь почтенном возрасте жирным цербером. И кстати…
Янита медленно пошла к выходу. Левой рукой она согнула правую в локте и, сжав пальцы на ручке, открыла дверь.
Дворники не были русскими. Не хотели быть русскими. Они так усердно махали мётлами, будто желали победить невидимого врага. Янита аккуратно ступала по проторённой дорожке, изображала то ли лазутчика, то ли шпиона, что в сущности означало одно и то же и не меняло правил игры.
