Разбудить цербера

– Тише, Габриель, тише. Да, ты прав, но не надо эмоций. Я их не люблю. Будь холоден, как лед даже в минуту плотских наслаждений. Наслаждение станет для тебя в будущем еще одним источником пополнения сил. Ну, а я приду к тебе, чтобы скрасить твой досуг, ибо верно ты заметил: ни одна земная женщина не способна сравниться со мной, – произнесла Лилит, улыбнувшись.

И все было в этой улыбке, все, ради чего можно плюнуть на этот мир, заложить душу самой бездне. И Габриель нырнул в бездну, но, вернувшись к реальности, спросил мать:

– Но не только же для этого ты явилась? Чего хочешь?

– Бермудский треугольник.

– Что? – удивился Санчес. – Мне послышалось?

– Нет, – заиграли нотки лукавства. – Не послышалось. Ты оживишь его. Вдохнешь новую жизнь. Он как бы заиграет новыми красками. Мы используем легенду о Бермудском треугольнике, откроем в небе над ним дверь в иной мир. Тогда начнется экспансия новой расы.

– Почему ты замолчала?

– Будешь много знать, то состаришься до срока. – Опять эта улыбка, обжигающая льдом.

– Я бессмертен.

– Да, мой мальчик, да. Просто сделай, как я скажу.

– Но почему он, почему Бермудский треугольник, а не другое место на планете?

– Так хочет он, истинный господин этого мира.

– Господин этого мира?

– Да. Мир лежит во зле – так говорят люди. Понимаешь, что за господин? А теперь, до встречи. Увидимся.

Лилит быстро растворилась в воздухе, оставив на губах Габриеля вкус моря, а в душе – опустошенность.

Он снова стал невидимым и молнией метнулся в тот аэропорт, где недавно расстался с Францем. Габриель захотел вернуть себе плотное тело и пройти путь как обычный человек, но передумал, ибо мысли не дали покоя. Они забурлили, их было слишком много, и каждая пыталась заявить свое право на жизнь.

Габриель пролетел вдоль шоссе, направляясь от аэропорта к дому, влетел в родной город и, наконец‑то оказавшись в своей квартире, обрел привычное тело.

К этому моменту он уже успокоился, план действий сложился, и рука уверенно потянулась к мобильному телефону.

– Господин Морган?

– Да. Слушаю.

– Габриель Санчес.

– Вы уже надумали?

– Можно сказать, да. Но я позвонил не для этого. В залог наших будущих отношений не могли бы вы частично спонсировать научно‑исследовательскую экспедицию?

– А куда направиться эта экспедиция?

– В Бермудский треугольник.

Морган согласился быть спонсором.

Габриель, закончив разговор, закрыл глаза, облегченно выдохнул. Ледяное спокойствие сочеталось в его душе с неиссякаемым гейзером идей.

 

7. Йозеф и Мари

 

Море похоже на ласкового щенка, который играет на побережье. Щенок нежится под лучами солнца, лижет песок, сверкая и переливаясь мокрой шкурой. Щенок забавен, кажется наивным. Он готов играть самозабвенно и бесконечно, ему не нужен зритель, а нужен только бесконечный простор и ветер, но сегодня есть зрители – два человека отдыхали у моря. Это Йозеф и Мари.

Они сняли уютную и старомодную комнату в летнем домике. Хозяйка жила одна, сама следила за домом, готовила еду, и только стоило удивиться ее проворности. Йозефу и Мари почудилось, что она существует одновременно во всех уголках скромного жилища, будто и не женщина вовсе, а добрый дух – хранитель очага.

Он и она закончили купание, вышли на берег. Нежные волны, отороченные пеной, шептали на своем непонятном языке. Солнце, подобно жемчужине инкрустированной в лазурь, не было жгучим. Оно – живое существо, которое все чувствует и понимает. Понимает, что там внизу живут люди, и поэтому золотые лучи бережно рисуют загар на коже и переливаются, рассыпаясь миллионом искр, в желтом песке.

Йозеф и Мари легли под сень дерева и долго молчали, прислушиваясь к песне прибоя, прислушиваясь к вечности и неизменности морского пейзажа – так им показалось в эти хрупкие минуты. И пусть прошли сотни тысяч лет, и природа, следуя неизменно своим законам, меняла очертания океанов и направления рек, в сравнении с мигом человеческой жизни эти изменения не заметны людскому глазу.

– О чем ты думаешь сейчас? – спросила Мари.

– Стараюсь ни о чем не думать, – ответил Йозеф.

– Так же не бывает.

– Почему? Ну, бродят какие‑то обрывки мыслей на краю сознания, но понять до конца их нельзя. Это как корабли на горизонте. Они малы в сравнении с горизонтом. Корабли плывут по линии, которой нет, корабли живут в том мире, которого нет. Ведь горизонт – иллюзия.

– Это странно. Ты в последнее время только и думал об «Открытом пути» и о господин Вилькене. А сейчас говоришь иначе.

– Мари не начинай, не надо разрушать этот рай. Но если хочешь знать о господине Вилькене больше, загляни в Интернет. Мне же он просто непонятен, это и настораживает. Когда ясно, тогда не страшно, а он какой‑то неопределенный, словно контуры его натуры размыты. Кто‑то говорит, что он демон, кто‑то утверждает, что он человек с понятными целями. – Йозеф замолчал и, посмотрев на Мари, поправил ей упавшую на лоб прядь волос. – Знаешь что, давай поболтаем о нас. Это сейчас более реально.

– Да‑да, но судьба Вилькена как‑то связана с нашей судьбой.

– Ну, наверно. Не исключаю, – лениво растягивая слова, сказал Йозеф.

Он посмотрел сосредоточенно на Мари и в тоже время сквозь нее, пытаясь поймать смыслы, что бледными тенями бродили на периферии сознания.

– А твой выбор? – вернула к реальности Мари.

– Я не разделяю методов господина Вилькена. Он находится в контрах с Габриелем Санчесом. Я бы сказал так: Вилькен был прав, когда противопоставил себя «Открытому пути», но сразу оказался неправым, когда предложил радикальное решение.

Йозеф откинулся на спину и закрыл глаза. Опять молчание. Опять морские песни, и сквозь тонкую кожу век пробивается солнце.