Ртуть
– Пока будем считать, что у тебя лапки. Но если ты здесь останешься, то в няньки я тебе не нанимался, – Белоухий поставил перед Лорой красную керамическую чашку. – Чай, кофе?
– А есть молоко?
– Да, я покупал сегодня, – ковбой открыл холодильник. – Жирное или не очень? Безлактозное, обычное?
– Любое.
– Ты боишься даже выбирать, когда тебе безвозмездно что‑то предлагают? – Белоухий усмехнулся. – Дай угадаю, Саманта тебе запретила есть в чужих домах и считает что ты собачка, которую отравят.
Лора побледнела. Неприятные мурашки пробежали по коже. Откуда он знает?
– Откуда я знаю? – продолжил ковбой, спокойно насыпая две ложки кофе в чашку. – Все семьи, полные насилия, говорят одними словами.
Белоухий добавил еще две ложки сахара, после чего залил сухую смесь кипятком. Подождав несколько секунд, еще примерно две ложки молока смешались с жидкостью, окрашивая черное белыми разводами.
– Ты напугана, не понимаешь, что происходит и даже не можешь лишний раз двинуться в чужом доме. Хорошая дрессировка, плохое воспитание. Я рад, что ты не огрызаешься, но и расслабляться полностью не стоит.
– Вам самому‑то не смешно? – Лора подняла взгляд. – Вы так и не смогли честно ответить, зачем в это все ввязались.
– Поговорим обо всем завтра. Посуду за собой можешь не мыть, – Белоухий вышел из кухни, попутно отвечая на телефонный звонок. Лора предпочла не подслушивать, о чем он говорил.
Кофе был сладковатый, как и хлеб. Девушка сперва не решалась притронуться к мясу, но голод победил – и только убедившись, что не пахнет ничем подозрительным, Лора смогла кое‑как поужинать. Белоухий не возвращался – из коридора доносились только обрывки фраз.
– Ты и так знаешь, зачем я прошу вызвать Эби или Хельгу. Пусть хоть кто‑то приезжает немедленно… Нет, мне не подходит утро! Хельга должна быть здесь сейчас же…. Нет, это приказ. Я сказал, что есть…
Лора выглянула из‑за двери. Ковбой махнул рукой, указывая на отдаленную комнату. Девушка молча прошла в указанном направлении.
За очередной деревянной дверью скрывалась ванная. Обыкновенная, отделанная светлой плиткой с пола до потолка. Раковина почти вплотную к двери, стеклянный шкафчик, полотенцесушитель и небольшая ванна. На потрепанной корзине лежало несколько полотенец, огромная чистая футболка и брюки.
Белоухий постучал, прежде чем приоткрыл дверь и заглянул.
– Я оставил тебе чистые вещи. Можешь брать все, кроме зубной щетки. В шкафчике есть несколько гелей для душа и шампуней. Приведи себя в порядок.
Лора фыркнула.
– Да‑да, тебе не пять. Я думаю, что тебе станет лучше, когда ты помоешься и ляжешь спать. Раньше утра разговаривать нет смысла.
– А…
– Я не взял тебе нижнее белье, извини. Если тебе нужно, то я дам тебе денег и ты купишь его сама. Ты в том возрасте, когда это может быть неловко, – Белоухий зевнул. – Твоя комната в правой части квартиры. Единственная открытая дверь, не потеряешься.
Лора кивнула, и мужчина закрыл за собой дверь. Только убедившись, что он действительно ушел, девушка позволила себе раздеться. От ее вещей уже шел неприятный запах. Смесь пота, крови и лекарств. Дрянь еще та, но Лора давно принюхалась и не чувствовала. Девушке не хватило смелости долго просидеть под водой – она помылась так быстро, как могла, и вскоре выскочила из ванной уже одетая в чистое.
Белоухий удивленно фыркнул.
– Почти армейский норматив, всего четыре минуты сорок шесть секунд.
– Да, я…
Лора не успела договорить.
– Иди в свою комнату. Утром разберемся.
Девушка кивнула и молча прошла в помещение, отведенное для нее.
Закрыть глаза было страшно. Все происходящее казалось каким‑то дурным грязным сном, затянувшимся до невозможного. Вот сейчас она заснет, откроет глаза – а на самом деле ей пять, за окном бегает одноухая овчарка и цветут тюльпаны. И в маленьком, уютном магазинчике снова пахнет пылью и мукой, а посетители хлопают дверью, заставляя крошечный колокольчик звенеть.
