Ртуть

Это было паршивое утро. Гротхенская погода будто совершенно забыла о том, что по календарю – весна, и внезапно похолодало настолько, что без пальто высунуться дальше дома стало невозможным. Серое, тошнотворно обесцвеченное небо угрожало черными тучами и надвигающейся грозой. Молодые деревья теряли почки, из которых могли прорасти густые кроны. Ветер разносил мусор, приподнимая прозрачные пластиковые пакеты в воздух.

 

Джек Грей молча вздыхал, потирая переносицу. За окном шумела дорога у Карноби‑стрит, скрывая редких прохожих потоком машин. Мимо участка в такое время могли проходить разве что служащие соседних зданий‑высоток, построенных не так давно «Уордсон и Ко». Джек всей душой ненавидел корпорацию и того, кто за ней стоит – паршивца Августа‑младшего, когда‑то сместившего с «трона» собственного отца. Но дела, которые пытался заводить Грей, раз за разом разваливались и закрывались, а вышестоящее начальство уже объяснило офицеру, что если он попробует снова сунуться, то его отправят на пенсию в краткие сроки.

 

Джек, конечно, давно постарел. Обычно офицеры имели право уходить рано – лет в тридцать, максимум – в тридцать пять. Он же просиживал собственное кресло до сорока шести. И если для клерка или преподавателя этот возраст еще ничего не значил, то для полицейского он мог бы считаться глубокой старостью.

 

Волосы Джека давно покрылись сединой, не оставив и намека на прежний благородный блонд. Морщины, подпирая уголки глаз, каждый раз говорили из зеркала: «Тебе пора уходить». Усталый, замученный взгляд рассказывал о работе больше, чем косноязычный мужчина. Потертый пистолет, переживший уже не одно поколение напарников, служил верой и правдой, и был таким же пенсионером, как сам Джек.

 

Единственная радость Грея сидела напротив него и уплетала вишневые пирожки. Лори, названная в честь своей покойной матери, была слишком избалована Джеком. Он не думал о каких‑то запретах или контроле, надеясь, что девочка сама сможет выбирать для себя лучшее. Возможно, поэтому она набирала вес, не отказывая себе ни в чем. Возможно, причина была в другом. Но Джек видел полноту дочки – и не считал ее чем‑то предрассудительным. Главное – что Лори сыта и довольна.

 

– Ты мне не расскажешь, кто испортил твою блузку?

 

– Пап, ну я же говорила, что просто облилась! – Лори капризно поджала губы. – На учебе у меня все хорошо. Я дружу с парнем, который меня защищает ото всех.

 

– Действительно? – Джек улыбнулся. – Я не заметил, как ты подросла.

 

– Я всегда буду малышкой Лори! – девушка рассмеялась и потянулась к очередному пирожку.

 

– А что насчет Лорейн Джерри Райт? Говорят, у вас был конфликт в столовой.

 

– Папа! Я же просила не следить за мной! Я просто споткнулась, а мой друг налетел на бедную Лору! Ее нужно пожалеть! – Лори лгала так по‑детски и непосредственно, что Джек предпочел поверить в этот раз.

 

– Ты же знаешь, что можешь всегда обратиться ко мне за помощью?

 

– Ну, пап! Прекрати! И вообще, мне уже пора! – толстушка так задорно хихикнула, что из соседнего кабинета послышался неодобрительный цокот. – Я принесу тебе обед, дождись!

 

– Да, конечно, – Джек улыбнулся.

 

Как только силуэт дочери исчез за грязными окнами участка, мужчина достал папку, наполненную бумагами и фотографиями. Северный район опять отличился – и, услышав, что одна из жертв была найдена в промышленной части, дело почти моментально оказалось на Карноби‑стрит.

 

Первая девушка являлась жертвоприношением. Потухшее кострище, заботливо сложенное из сухих деревьев и трав, как мягкая постель хранило кусочки, что раньше представляли из себя цельный организм. Распухшая, посиневшая голова начинала конструкцию – в местах, где должны были быть глазницы, торчали букеты из алых цветков. Неизвестный не удосужился высвободить шею – отрезал явно чем‑то тупым, рана хоть и загноилась напоследок, но оставалась рваной и грубой, и куски кожи едва‑едва прикрывали мясо и запекшуюся кровь. Руки, сложенные в молитвенный жест, держались связанные колючей проволокой. Ноги, отделенные от туловища, лежали рядом. Самым странным Джек счел ступни – несмотря на разложение, сохранились следы ожогов и черной сажи угля.

 

Когда офицер смотрел на фото, он огорчался, что не выезжал на место – тело доставили в лабораторию уже с другого участка, и место преступления испортили шагами, запахами и движениями.

 

Но эта девушка – все еще не установленная, оставалась первой. Вторая попалась журналистам – вечером о ней трубили по всем каналам, а полосы газет пестрили пугающими заголовками. Жители Гротхена любили грязные истории – и продажи «Гротхенского вестника» взлетели до небес. Как эти стервятники еще не налетели на участок – оставалось загадкой. Возможно, до них еще не дошло, что дело в руках Карноби‑стрит.

 

Джек снова вздохнул и огляделся. Его кабинет наверняка переделают, как мужчина уйдет на пенсию. В последнее время недвусмысленных намеков стало в разы больше, и, скорее всего – нынешнее дело последнее в карьере Грея.

 

Удобное кожаное кресло заменят на модное офисное, с черной тканевой спинкой. Дубовый стол, купленный за личные средства, выставят перед участком, а его место займет белое пластиковое отродье, мертвое и холодное. Пожелтевший фикус отправится следом, а шкаф, заполненный папками, уберут, перенеся все в архивы. Джек уже чувствовал себя лишним в участке – молодые офицеры порхали, как восьмиклассницы, смеялись, пахли мятными духами и скорее напоминали цыплят, чем сотрудников полиции.

 

– Уже ознакомился с материалами дела? – Бен Левески бесцеремонно навис над подчиненным.