Ртуть
– Люди видят много ужасных и отвратительных вещей. Кто‑то должен позаботиться о том, чтобы их это не сломало.
– Мне все равно сложно это представить, – Лора натянула одеяло почти до носа.
– Просто Август отличается от других. Он может казаться самым жестоким начальником, но все подчиненные в его глазах – люди, а не пушечное мясо. И он по‑своему заботится о каждом, – Хельга улыбнулась. – Может, вы однажды познакомитесь. Ты поймешь, о чем я говорю.
– Не очень‑то хотелось, – проворчала девушка, пытаясь лечь поудобнее. Боль в спине так и не проходила, любое движение казалось лишним. – Я всегда мечтала восстановить в мире справедливость. Посадить всех плохих, обелить всех хороших. А теперь и не знаю, насколько это все действительно правильно. Ведь по общим меркам – Швец плохой. Но он единственный, кто действительно протянул руку помощи.
Слезы внезапно заблестели в уголках глаз. Лора не успела спохватиться – она была слишком откровенной перед незнакомым человеком. За все эти годы, что дома происходил Ад, никто по‑настоящему не пытался Лоре помочь. Ее лучшая подруга, с которой она дружила с первого класса, назвала девочку лгуньей и всем говорила, что «Райт слишком много выдумывает, люди с травмами так не выглядят». Когда в одной из школ просочилось, что Лору бьют, над ней смеялись одноклассницы, кидали в нее скомканную бумагу и обзывали. В следующем классе Райт уже молчала, боясь привлечь лишнее. В колледже не знал никто, вплоть до последних дней. Не важно, у кого Лора просила помощи – у ровесников, у старших друзей, психологов или учителей. Либо никто не верил, что ранило сильнее всего, либо все скатывалось к «Терпи, молчи, она же твоя мама!». Культ родителей и материнства не позволял принять тот факт, что чудовищем может оказаться кто угодно.
Хельга осторожно тронула Лору за плечо.
– Ты не виновата в том, что с тобой случилось. То, как Саманта относилась к тебе – это ее груз и стыд, а не твой. Нет ничего постыдного в том, что ты не могла защититься от кого‑то сильнее.
– Я не хочу это обсуждать, – процедила Лора и закрыла глаза. Она бы повернулась на бок, но предполагала, что это сделает хуже ее больной спине. – Уйдите, пожалуйста.
– Хорошо, – Хельга кивнула и медленно покинула комнату, забрав тележку.
Трупорез поджидал старую знакомую в коридоре, и тут же хмыкнул, увидев, как она закрывает за собой дверь палаты.
– Хочешь, я использую Саманту в своих экспериментах? Ты же знаешь, что ничто так не двигает медицину, как возможность практики на людях, а не мышах.
– Я бы с радостью повторила твой подвиг, за который ты расплатился со мной, – усмехнулась Хельга. – Но пока еще рано.
– Как она? – хирург показал на дверь, имея в виду пациентку, лежащую в палате.
– Немного нервно, но лучше, чем можно ожидать от девочки ее лет. Нам бы ее еще к стоматологу отвести, у нее явно проблемы с челюстью. Здесь есть кто‑нибудь?
– Нет, но я могу порекомендовать одну хорошую обычную клинику, где тоже не задают лишних вопросов, – Трупорез усмехнулся. – Сам я к нему не хожу, шепелявость снимает подозрения и прибавляет харизмы.
– Тебе не хватает харизмы? – Хельга хохотнула. – Что‑то я не заметила.
Мужчина рассмеялся, открывая свой беззубый рот и медленно вниз по коридору. Хельга, не долго думая, последовала за ним.
Глава 8
Марианна задыхалась. Сердце бешено стучало в груди, и девушка чувствовала каждый стук так, будто он бил по ушам. Воздуха катастрофически не хватало, и запах сена смешивался с кровью, идущей из носа. Марианна то и дело оборачивалась, пытаясь услышать, где же прячутся преследователи. Тяжелые шаги звенели далеко, во втором сарае, но это не значило, что Мари сможет спастись.
Девушка прижалась к деревянной стене и постаралась затихнуть. Стопки сена, за которыми Марианна спряталась, были слишком ненадежным укрытием. Но больше бежать некуда. В доме – они, в соседних постройках – они, у океана слишком много открытого пространства, прятаться негде. А ближайшие соседи – в нескольких километрах от дома, невозможно быстро добраться.
Девушка почувствовала себя мышью, загнанной в угол. Охотники придут по ее душу, не важно, что она не хочет. У нее осталось слишком мало времени, чтобы спастись.
Впервые в жизни Марианна пожалела, что никогда не гуляла с мальчиками. Когда другие девушки убегали ночью на побережье, снимали длинные льняные юбки и смеялись, распуская косы, Мари спала. Она много читала и мечтала вырваться из пригорода, поступить в один из институтов Гротхена и построить карьеру в одной из высоток Третьей улицы.
Мари никогда не перечила родителям. Когда другие девушки уезжали в город с попутками, и, не думая, заводили отношения с гротхенскими парнями, Марианна играла с младшими и вышивала покрывала. Когда другие красились и душились, она шила льняную одежду. Когда другие покинули побережье, Мари осталась. Родители не могли одни собирать урожай, делать заготовки на зиму и осень, собирать что‑либо на продажу.