Рыбка по имени Ваня
– Даже так, по отчеству? – кокетливо заулыбалась девушка. – Так и запишем: рыбка по имени Ваня. Пожалуйста, проходите в третий кабинет.
На пухлом кожаном диванчике уже сидели два пациента. Заплаканная дама держала большую корзинку на коленях. У ног мальчика крутилась моська в вязаной, цыплячьего цвета, кофточке.
– Надо же, – про себя умилился дядя Ваня. – Даже с животными пускают. А в ЦРБ – так сразу штраф полторы тысячи.
Они с женой сами были заядлыми кошатниками. У них в квартире жила ангорка Муся и недавно подобранный на улице, пока безымянный котёнок.
– Входите! – выглянул доктор в голубой медицинской спецовке и колпаке, тоже сама любезность…
***
Дядя Ваня вышел из больницы, прижимая к животу нарядный глянцевый пакет. В нём лежал подарок для Муси и безымянного котёнка: витаминно‑минеральный корм. И – пузырёк с мазью для больного локтя.
Сделали ему и соскоб, прямо при нём исследовали под микроскопом. Просветили фиолетовыми трубочками, называются: лампа Вуда. Врач успокоил:
– Ничего серьёзного. Заживёт как на собаке ваша лапа… то есть рука, конечно.
– Ц, ц, ц, – цокнул языком дядя Ваня. Оглянулся на вывеску, которую не заметил в тени деревьев.
«Ветеринарная клиника. Аптека «Домашний любимец».
В который раз подивился, сокрушённо качнул головой: «Надо же. Это кому рассказать – не поверят. Анекдот. Человеческую больницу с ветеринарной перепутать».
Снова вынул из кармана солидную, чёрную с золотом, визитку. Для себя он решил, что впредь будет лечиться только здесь.
Правда, в аптеку всё же придётся ходить человеческую. А жаль. Там, в отличие от этой, постоянным посетителям хороших скидок и маленьких приятных подарков не делают.
АНТОШКА И СПРУТ
Деревня Малафеевка, озябшая, сырая, раздавленная брюхатым ноябрьским небом, состояла из десятка изб: будто низку серых деревянных бусин рассыпали на холме. Безлюдная, тонувшая в грязи, она выглядела так, что всем самолетам российского МЧС, летящим с гуманитарной помощью в точки мировых катастроф, следовало немедленно развернуться и сменить курс на Малафеевку.
Лишь у единственной избушки с вывеской «рюмочная» клубилась жизнь. Пьяные с глазами кроликов выкрикивали вовсе не красивый латинский афоризм «in vino veritas», а совсем другое. Шустрая бабка, тащившая на коромысле ведра с водой, остановилась подивиться на лакированные джипы и яркий микроавтобус: как на залетевших жар‑птиц, как на приземлившиеся в Малафеевке летающие тарелки.
– Ан‑то‑но‑ва!
Антошка (мальчиковая стрижка, джинсы из «Детского мира», косолапые кроссовки) скомкала интервью с бабкой‑водоноской. Побежала к автобусу, на ходу наговаривая на диктофон конец диалога (опять редакторша даст нагоняй: «Антонова, больше позитива. Освещай официоз, а не байки из склепа»).
Официальные лица из области: Главный, НеСамыйГлавный и Прямо СкажемНеБольноГлавные. На всех черные кашемировые пальто до пят, расстегнутые, чтобы были видны белые кашне и дорогие костюмы. Стрелки брюк надламываются над блестящими штиблетами. Время тяжелых драповых пальто и надвинутых на уши фетровых «пирожков» ушло в прошлое. Несмотря на сыплющуюся с неба крупку, все, подражая СамомуГлавному, без головных уборов, ветер ерошит модельные стрижки.
Про одного НеБольноГлавного, депутата‑коммуниста, Антошка год назад писала заказную статью. 7 ноября на городской митинг собрались полтора десятка плохенько одетых пенсионеров. На морщинистых шеях трепыхались пионерские галстучки, печеные личики пылали от колючего ветра и классового гнева. Депутат предусмотрительно оставил «Джип‑Чероки» за два квартала и оставшееся расстояние до трибуны демократически преодолел пешком…
Мужчин в кашемире облепила ощетинившаяся микрофонами, фотоаппаратами и камерами свита из местных и областных журналистов. В суете у телевизионщиков штатив свалился Антошке на голову. Вам смешно, а знаете как больно.
График пребывания гостей плотный: экскурсия на спиртзавод в Чибышах, потом накручивание кому надо хвостов в отстающих деревнях Матюшатах и Малафеевке. После пресс‑конференции «лиц» увезли обедать в лесной гостиничный комплекс «Хуторок» подальше от нескромных глаз. Продрогшие журналисты запрыгали через лужи в деревенскую столовку. На столиках ждут борщ, пюре с котлетами, компот. Из‑за стойки бросают любопытные взгляды девчата‑подавальщицы. Мужская часть журналистской братии тут же повынимала из торбочек булькающие посудинки с «беленькой».
Корреспондентки брезгливо скривились, мужчины особо и не настаивали. Антошка села в сторонку причесывать блокнотные записи. Через плечо заглянул фотокор Киянов. Прочитал вслух: «Колонка заржавела, малафеевцы черпают воду из лужи, отстаивают, пропускают через марлю и кипятят, но вода все равно хрустит на зубах… Матюшата зимой по самые крыши заносит снегом, бабушки на лыжах ходят на центральную усадьбу, еле отбиваются от волков… Дети пьют чай из сушеной моркови… В Чибышах в клуб на культурное мероприятие выделили сумму. Хватило, чтобы купить два воздушных шарика. Один, пока надували, лопнул… Головка бо‑бо?» – нащупал шишку, от падения штатива, на Антошкиной голове. По‑матерински подул. – Так кто из нас 33 несчастья?»
Тридцать три несчастья – прозвище Киянова. На первой же с его участием планерке редакторша пожаловалась, что на редакционную стоянку нахально ставят машины жильцы соседнего дома. Киянов вызвался решить проблему. Суетился, махал руками, давая ЦУ работягам, растягивающим трос. Через час, помчавшись за каким‑то делом на стоянку, о тот самый трос споткнулся и сломал ногу.
В другой раз Антошка и Киянов поехали в поселение Кедрачи, где жили последователи учения Анастасии. Хлынул ливень. Вытолкать машину, применив две добавочные лошадиные силы: Киянова и Антошки – не удалось. Водитель отправился искать трактор, а им пришлось оставшиеся километры топать пешком.
Грозовая туча ушла. От зноя звенели луга, звенел воздух от оглушительного стрекота кузнечиков. Вмиг налетели оводы и сопровождали их до самой поселения. Оводы были здоровые, как лошади, а лошади, выяснилось уже в Кедрачах, злые как собаки.
