Самбор

***

 

Утопленники не горят

 

Лореул. Прошлое.

Каэлин Рогнед.

Все было неоднозначно. Если она уйдет, то вслед уйдут они оба. Но при этом я так страстно этого желала. Для меня не сложно запереть Деяна, сделать пленником навсегда и вечность быть рядом. Но разве это здоровые мысли? Это то, что должно увидеть свет? Он даже не знает о моих способностях, до сих пор считает слабой, невинной и добродушной. Пусть так будет и дальше. Журри не сможет его забрать у меня. Только не таким способом.

Однако, чем больше времени девушка проводила в нашем доме, тем теснее становилась связь с Воронвэ, который учил меня день и ночь порядку. Ненужные мысли я блокировала и заменяла своими. Не все слова бога достигали моей головы. Я фильтровала каждое сказанное предложение и копалась в воспоминаниях матери. Таким образом, поняла каких ошибок способна избежать, а к чему стоит прислушаться больше, чем нужно. Я сделала выводы о многом.

– Что ты делаешь? – спрашиваю тихо, кусая зубами трубку.

Кресло, в котором я сидела, слегка качалось вперед‑назад от ветра. На веранде было холодно, но меня это трезвляло и толкало на прочные мысли, которые были важны.

Девушка испуганно вздрагивает и хватается за перила. В воздухе парит темная и едкая магия, отчего щиплет болезненно нос. Погода мрачная и шумная. Навряд ли нас кто‑то может услышать. Я втягиваю в себя табачный дым и наблюдаю. Кажется, что‑то чего так долго ждала, наконец, произошло. Журри начала грешить. И не просто грешить, а ломать чужие судьбы, причинять боль и следовать примеру обезумевшей матери комели. Не думала, что ждать придется так мало, но девушка продолжает удивлять. Даже смешно, что и сейчас на ее лице маска жалости, а по щекам текут очередные слезы.

Она и правда навредила Деяну.

– Напугала, – виновато шепчет Журри, сжимая в руках какие‑то безделушки. – Я…

– Уходишь? – перебиваю ее, не желая выслушивать вранье. Мне нет нужды слушать витиеватые речи и кучу оправданий. – Как ожидаемо. Мне даже немного стыдно, что я сомневалась в том, что ты способна оступиться. Ты ведь отступница, верно?

– Что значит отступница? – слепо девушка бродит взглядом по улице, ориентируясь на мой голос.

Поджимаю губы и внимательно смотрю на Журри.

А ведь и правда жалкая. Ничему не учится, ничего не принимает и не пытается хотя бы подняться с колен. Даже плечи опущены, а спина сгорблена. Вся насквозь пропитана беспомощностью и безнадежностью. Даже удивительно, что Воронвэ не пытается ее убить. Может быть, считает низостью? Но это не имеет значения, когда дело касается предателей и комелей.

– Вот как, – зло ухмыляюсь я. – Так ты совсем ничего не знаешь. Тогда отправляйся в Серийю и покопайся в их библиотеках. И не говори, что у тебя есть другая цель. Мы ведь с тобой лучше других знаем истинные лица друг друга. Может быть, в Серийе ты найдешь в себе смелость найти что‑то стоящее.

– Как жестоко Каэлин, – впервые показывает характер Журри и презренно ухмыляется. – Ты ведь осознаешь, что говоришь о невозможных для меня вещах.

В моих глазах заблестели лезвия. Ими‑то я и вырежу твою самонадеянность и бесконечную надежду на всех вокруг.

– Тогда просто иди, комель, – выплевываю с улыбкой. – Или я сделаю то, что должна.

Мне приятна эта сцена. Я владею моментом. Она на поводке и только мне решать, что будет дальше. Девушка уже глубоко в сердце брата прогрызла целый лабиринт и протянула через него острую проволоку. Воровка, обманщица, предательница. Вот кем она станет для Деяна после ухода. Журри тоже убийца. За ней тянется шлейф проступков и эгоизма, которые в конце концов ее убьет. Я бы никогда и ни за что не остановила ее. Это ведь то, чего так ожидало мое неподдельное сердце. Да, я была искренней или молчаливой. Никто не мог бы назвать меня лгуньей.

Девушка кивает и виновато смотрит в пол. Стеклянные глаза полны слез, которые лишь в очередной раз злят. Злят из‑за того, что их есть кому подтереть. Это выводит меня из себя.

– Иди, – не могу сдержать рык. – Он ведь тебя ждет? Не забудь передать привет…

Я бы даже могла впиться зубами в нее, отгрызть кусочек. Ведь от природы у меня потрясающие, длинные клычки. Это всегда умиляло мать, которая почему‑то позволила себе стать похожей на людей. Будь моя воля я бы и с ней что‑то сделала. Все они эгоистичные дураки и ведут себя словно дети, не понимая, насколько важны и сильны. Все они лишь зря потраченная божественная сила. Быть чем‑то выдающимся и сбегать. Как же сейчас Журри близка к смерти.

Девушка жалостливо кривится и быстро спускается по ступеням. Плачет. Сейчас это не сработает. Я не Деян, не стану жалеть, останавливать. Пусть уходит, вместе с…

Мгновенно осматриваюсь. Никого вокруг нет и улица за калиткой пуста. В воздухе лишь аромат дождя и соли, ничего похожего на запах магии чужака. Спустя минуту девушки уже и след простыл. Начал срываться дождь, вдалеке загремел гром. Борюсь с желанием догнать ее и прикончить, навсегда избавиться, без опаски на возращение. Сжимаю пульсирующие виски и кривлюсь.

Сможем ли мы тогда встретиться с незнакомцем? Не станет ли это нарушением воли? Опять в моей сдержанности растет брешь и противоречия. Все тело сводит судорога.

– Перестань! – шиплю и бью себя по голове. – Хватит! Хватит!

Неожиданно пробивает на улыбку. По двору разносится глухое эхо моего истерического смеха.

Что я наделала? Как могла поступить так с братом? Будет ли от этого кому‑то лучше, кроме меня? Все эти земные вопросы не смогли меня потопить, а лишь сильнее раздули ненависть. Я просто взяла и позволила ей поступить плохо. Было ли в моем предназначении хоть что‑то по поводу данного момента?

Хохочу так громко, что приходится прикрывать рот.

– Как прекрасно, – шепчу, вытирая слезы от смеха. – Как же приятно. Кажется, и правда становлюсь сумасшедшей.

На протяжении нескольких часов я блаженно сидела на веранде и любовалась непогодой. Таким мне хотелось бы видеть мир всегда. Желающим жить так как подобает, борющимся с порывами ветра, чтобы равновесие никогда не смогло быть нарушено. Проблемы уважают, а победы ценят. Дети растут сильными и счастливыми, а родители без опаски отпускают их гулять. Разве все это настолько ужасно, что не может стоить каких‑то верных законов?

Деян был в ужасе. И после пропал на целый день. Уже и не помню, что он говорил, знаю это неважно. Он пришел болезненный, но спокойный. Схватил меня, как медведь в охапку, и так уснул, прижимая к себе настолько сильно, что становилось жарко. Брат вернулся, как и в прошлый раз. Я гладила его по волосам и плечам, убаюкивала. А после дала себе слово, что больше не вернусь в замок. Знаю, что рано или поздно придется расплачиваться. Но мне правда надоело тешить кого‑то. Плевать на боль, просто больше никто не будет меня использовать, только если этого захочу я сама.