Самбор

– Я приму их и учту, но не стану меняться, – бормочу, смиренно сжимая кулаки. – Все, что есть в моей голове постепенно приходит к порядку. К тому порядку, который я вижу вашими глазами. Я не способна со всем согласиться, но вы можете не сомневаться в моей верности…

– Каэлин, – громко произносит Воронвэ, поднимаясь с незримого трона. Вокруг суетливо зашатались деревья. – Пока твои мысли приходят в порядок и выстраиваются в стену, мысли других готовят оружия чтобы сломать эту стену. Ты ведь думаешь о Самборе? Ты думаешь о том, почему его поступки отличаются от твоих, хоть вы оба божества. Почему не считаешь его отступником?

– Он отступник, – машу согласно головой. – Как и многие другие, кто пытаются сблизиться с людьми. Его правда это лишь его правда. Он имеет право на свое мнение.

– Это непозволительно… – гневно взрывается бог Альтера.

– Я верна вам! – обрываю бога, не желая слышать сомнения в свою сторону. – Как это было всегда. Я учла ошибки предков и осознала истинную цель. Вам нет нужды бояться и сомневаться на мой счет. Прошу, призовите меня на службу и у меня появится возможность это доказать!

– Твоя воля слаба, – настаивает один из богов. – Ты все еще не имеешь возможности освободиться. Ты в состоянии служить богам из Правь только лишь потому, что в твоих руках камень. Над всеми остальными оружиями богов из Навь мы не в силах одержать власть. Пока на тебе печать Беррианы, ты не сможешь по‑настоящему служить правящим богам. После того, как Берриана спустилась в мир мертвых, она в своей последней воле возложила на тебя печать. Эта вещь мешает тебе прийти к осознанности. Мы бессильны перед печатью.

– Но я уже способна выполнять вашу волю! – воскликнула я, прижимая ладонь к груди.

– Это не так, Каэлин, – произносит строго Воронвэ. – Ты питаешься насилием и болью, только по тому, что в тебе все еще идет борьба. Ты людская рабыня и до сих пор сопротивляешься. Но сопротивление – это не результат. Мы не можем доверять тебе полностью, пока в тебе существует печать Беррианы, пока в тебе все еще живет услужливость людям. Обрети нужную волю, чтобы избавиться от рабства и тогда мы доверим тебе правосудие. А до того момента старайся и продолжай бороться, дитя. Богиня пустыни предпочла оставаться с людьми и служить им, а значит оставила тебя в одиночестве.

– Если я убью ее, то смогу обрести волю? – в отчаянье кричала я, пока непозволительная ярость в сторону богов потихоньку росла. – Как мне избавиться от печати?

– Борись, Каэлин, – добродушно произносит Воронвэ, протягивая мутную ладонь. – Борись за то, что считаешь свободой для самой себя. Иметь выбор – это она и есть. Свобода. Ты его еще не сделала.

Боги растворились в воздухе, оставив меня одну тонуть в отчаянье и бессилии. Сколько еще мне нужно преодолеть, чтобы моя ненависть к людским желанием стала очевидной? Я убила стольких неугодных богам и следовала за ними, находясь на земле. Они так далеки от меня и так жадны. Им постоянно кажется, что я не совершенна, недостаточно стойко отношусь к их виденью мира, но это не так.

***

Мне пришлось вернуться в Бронду и ждать возвращение брата. За три года отсутствия Журри он всего‑то изменился в худшую сторону. Еще сильнее отдалился от меня и лишь изредка приходил за откровениями. Я только слушала и смеялась, когда это было нужно. В холодные, серые дни он предпочитал работать или уходил на рыбалку. Спустя время и вовсе поступил в академию. Дурак. В среднем мы виделись пару часов в день и только вечером или утром. Его стремление казаться обычным человеком меня уничтожало.

За два года я только пару раз появлялась в замке, за что была каждый раз наказана. В последний раз меня чуть не убили. Открытых ран было так много, что регенерация не справлялась и я потеряла очень много крови. Пришлось остаться в замке на ночь. Лежа на полу тело обдувало сквозняком, наверх поднимались крупные частички пыли. Чувствовалась усталость. Кровь на теле засохла и неприятно стянула кожу. Снова это ощущение бескрайней несправедливости и злости.

Почему ему мало? Что должно уничтожить эту проклятую печать?

Во мне бушевало пламя. Я больше не относилась к пыткам равнодушно. Они вызывали во мне презрение и разрывающую ярость, которые сводили с ума. Но без них я голодала и переставала понимать происходящее. Метаясь из одного угла в другой, никак не могла понять, почему воля матери до сих пор меня не отпускает, когда уже выбор сделан. Именно она заставляла меня из раза в раз возвращаться к Господину. Она заставляла нуждаться в ощущении рабства. Меня разбивало на части. Я хотела наконец освободиться, хотела сорваться с поводка. Хотела перестать быть людским рабом. Хотела обрести долгожданную сильную волю.

***

Обычно я не проявляю истинных эмоций, но в этот раз просто не было сил. Она меня разозлила до такой степени, что мир в глазах снова покраснел и блеск, словно звездный, рассыпался в пространстве. Из меня чуть не вырвалась волна огня, желающая безжалостно сожрать каждый кусочек ее плоти.

– Привет, – произнесла так неловко, с улыбкой Журри.

Стоит вся такая смущенная и улыбчивая. На руках держит ребенка, а за длинной юбкой прячет девочку лет десяти. Все трое так настороженно рассматривают меня и злят своим волнением. Мне хочется вытолкнуть их за калитку и снова забыть, но кажется, что сейчас они слишком плотно засели в нашей жизнь. У меня больше нет права сделать хоть что‑то с этим всепоглощающим хаосом.

Она родила ребенка… Только сейчас до меня дошел смысл всего происходящего и ужас чуть не вогнал в беспамятный сон. Почему еще в Серийи я этого не поняла? Мало того, что они просто живут в свое удовольствие, так еще и множатся как вредители. Безумие, сплошное безумие.

У меня задрожали руки.

– Вернулась? – говорю тихо, чтобы Деян не услышал.

Брат копался в повозке, в которую нырнул по пояс.

Девушка виновато опускает взгляд. Он такой сырой, ненастоящий, притворный. Сложно предположить, что творится в ее голове, но в моей было все очевидно. Не покидало ощущение, что ее появление во второй раз отбрасывает меня назад. Журри продолжает испытывать терпение. Она рушит мои достижения, старания, отдаляет от богов снова и снова. Ненавижу.

– Он меня вернул, – произносит влажно всхлипывая.

– Да что ты? – растягиваю рычание, смотря на нее безумно широко распахнутыми глазами. – Как чудесно…

Медленно отвернувшись, я уставилась себе под ноги и скрылась в доме. Ярость бурлила в венах, заставляя краснеть лицо.

Надо было пытаться и пытаться убить ее. Все это время. Всегда. Почему я такая нерешительная? Мне ведь ее не жалко ни капли. Напротив, такие как она выводят из себя, заставляют высвобождать на волю зверя и то, что не должно освободиться. Она виновник всех моих бед. Она вызывает ненужные воспоминания. Она своим существованием меняет мир, чтобы я не смогла сломать печать.