Самбор

– Заткнись, – бью ладонью по каменному столу и ощущаю боль. В локоть врезается острый укол. – Ты абсолютная лицемерка! Сколько раз повторять, чтобы ты отстала от меня? Как еще я должна реагировать, когда ты достаешь меня?

Отворачиваюсь и снова смотрю в мутное окно, в котором мое отражение буквально дрожит от ярости. Впервые за долгое время я вся горю, в голове полнейшая неразбериха от того тона, которым она позволяет себе так разговаривать. Просто ужас.

– Извини, я наговорила лишнего, – грустно вздыхает и потирает взмокший лоб ладонью. – Просто все так запутанно…

– Журри, – говорю тихо, мельком замечая грустную Лию на улице, которая опять качается на качелях в одиночестве. – Прекрати это. Забудь на время про гору. Поверь, она скоро сама явится сюда. И тогда окажешься лицемеркой ты, ведь это ой как тебе не понравится…

Как глупо. Это ведь я назвала ее лицемерной. Выходит, последнее предложение было мной адресовано самой себе.

***

На свадьбе брата и Журри, неожиданно для меня было много людей и почти всех я не знала. Кажется, невеста чувствовала себя так же странно. Я избавила себя от мыслей вырядиться в платье, поэтому смотрелась слегка необычно рядом с братом в легком коричневом костюме с кожаными черными гартерами на ногах. Это традиционный костюм придворного учителя. Многие в таком виде бродят и по огороду, выставляя на показ важность и желание казаться выше других. Для меня же такой вид лишь напоминание о том, кем являюсь на самом деле. Пока что я раб и смирилась с этим. Кажется, этого от меня и ждал Воронвэ. Осознание, преодоление. Сейчас мне и правда намного проще и яснее смотреть на мир.

– Я волнуюсь, – бормочет Журри держа в руках букет нежных весенних цветов в ободке из лопухов. – Вдруг он делает это из жалости?

Вокруг никого нет. Девушка позволила лишь мне помочь ей подготовиться. Стоя возле окна спальни и выпуская табачный дым в небо, я наблюдаю, как Волибор и Деян дурачатся, носясь по двору. Золотоволосый пытается поправить костюм брата, а тот, как злая кошка бьет его по рукам. Такие дети.

Сейчас ведь все хорошо, да?

Откладываю трубку и устало всздыхаю.

– Я так не думаю, – бормочу, постукивая пальцем по оконной раме.

– Почему со мной ты так немногословна? – спрашивает Журри подходя ближе. Приходится перевести взгляд на нее. – Думаешь, я считаю тебя плохой? Это нормально, что ты злилась на меня раньше, это не делает тебя плохой.

Какая глупая.

Перестань, слышишь? Прекрати вынуждать сомневаться и хотеть высказать тебе правду. Тебе это не так уж и нужно. Все мои мысли сейчас крутятся лишь вокруг одной большой проблемы. Нахождение на этой свадьбе. И мне совсем не хочется в очередной раз выяснять отношения и много говорить. Иногда кажется, что Журри специально создает конфликты от скуки.

Смотрю на ее красивое платье, на длинные волосы и голые, розовые плечи. Кто ты такая? И почему не перестаешь копаться во мне? Раздражает. Сколько бы я ни твердила, она каждый раз все равно подбирается ко мне и начинает копать. Совсем не боится.

Журри разочарованно вздыхает и легонько обнимает меня.

– Ладно, – бормочет в плечо. – Мне кажется, наш разговор больше, чем просто болтовня. Нам не нужно говорить о чем‑то, чтобы понимать друг друга. Верно?

Сердце забилось чаще. В голове мгновенно родился стыд и сожаления.

Чертова Журри. Что ты несешь? Прекрати. Отойди от меня. Пожалуйста.

Почему я сама не могу ее оттолкнуть? Стою как вкопанная и не двигаюсь. Как же поступить? Спустя столько времени сейчас между нами возник момент полный нежности и теплоты, который я не имею права проигнорировать, но…

Девушка отстраняется, улыбается и приподняв подол платья выходит из комнаты, вытирая с лица еле заметные слезы. Я резко открываю рот и протягиваю руку, но застываю с немым криком. Все тело сковывает странное напряжение, ноги прирастают к полу, а рука каменеет. Кажется, что я тоже превращаюсь в того, кто всего лишь пытается и не может добиться желаемого. Да, возможно, что теплое объятие с Журри было желанным, но однозначно далеким. Легкая, почти неощутимая слабость, которая вынуждена видеть свет через крошечное отверстие моей души. И ничего более.

Не могу. Не получается.

Все округ веселятся и танцуют. Деян не сводит глаз с детей, которые чуть в стороне играют сами по себе. Журри болтает с братом и Доной, обсуждая что‑то невероятно важное. Мне же не осталось места. Выпив довольно много, я предпочла бы уйти к себе, но что‑то тревожило. Решаю, что необходимо находиться на свадьбе до самого конца и вечером вижу, как приходит он. Тот, кто делал все, чтобы превратить мою жизнь в пепелище.

Мгновенно злость поднялась к горлу, заставляя дышать через рот. Во дворе появился Господин в обществе солдата с большой корзиной подарков для молодоженов. Все в нем идеально и дорого, блестит или безупречно сидит на шарообразном теле. Он переступил порог двора с улыбкой и даже не задумался, не посмел осмотреть это до ужаса знакомое ему место. Раньше, когда я была маленькой, на пытки за мной приходила стража и любезно провожала до самых дверей в комнату для истязаний. Поэтому Господин не мог не помнить это место, даже если я выросла, даже если он был здесь только один раз. Чудовище.

Этот день становился все напряженней и ужасней. Хотя для большинства – это праздник. Праздник, который подарила им я. Ведь будь безумней и смелее, Журри бы здесь не было, как и Волибора, и Доны, и всех остальных. Наши с Деяном жизни и дом остались прежними, как и мысли, как и морали, как и семья.

К Господину подходит Волибор и они приветственно обнимаются, похлопывая друг друга по спине. Старик улыбается. Его борода идеально уложена, глаза блестят и весело скачут по картинке праздника оценивая и копошась.

Кто вообще додумался позвать его? И как он оказался знаком с Волибором? Почему у меня такое чувство, словно все это сделано специально, чтобы позлить меня? Было бы разумно сделать вид, что все порядке и самой поздороваться с Господином. Но ноги и сердце заставляли пятиться назад, в тень золотых фонарей и колышущихся навесов, туда, где праздник кажется насмешкой и издевкой для страдающих.

Я слежу за ними из толпы танцующих и веселящихся. Над головой шумно развивается потолок, рядом почти никого нет и кажется, что я вот‑вот упаду с края. С края радости и счастья всех здесь присутствующих, разбившись насмерть о свою глубинную тоску.

Медленно обхожу дом и прячусь на веранде, которая не успела зарасти плющом, и сейчас казалась голой, но весьма многословной. Она буквально кричит о том, что скоро начнет разваливаться. Под ногами скрепят доски, но из‑за голосов и музыки скрип тонет, растворяется в воздухе и исчезает навсегда. Сейчас мало что должно выдать мое присутствие. Странное чувство сплоченности на свадьбе, заставляло всех много пить и не пытаться смотреть по сторонам. Никому и дела не было до происходящего за двором или вблизи у входа в дом.